— Буду.
— Смотри, не опаздывай, — строго предупредил парнишка, и Ан-Мари не удержалась от веселого смешка.
Посланец нахмурился и, с достоинством наклонив голову, поспешил прочь.
«Обо мне помнят, — подумала Ан-Мари. — Меня ждут. Я нужна для борьбы — что еще требуется человеку?»
4. ПОТЕРИ И ОБРЕТЕНИЯ
Во вторник Ан-Мари никак не могла дождаться окончания рабочего дня. Она то и дело посматривала на квадратный циферблат контрольных часов, висящих над входом в отдел. Краузе недовольно хмурился, а Карина ехидно иронизировала;
— Ягодка начинает созревать. Куда торопиться одинокой девушке после службы?..
Ан-Мари молчала, в который раз укоряя себя за несдержанность. Уж очень хотелось поскорее увидеть Барбару.
Вечером заметно похолодало. Прохожие зябко кутались в однотонные плащи и куртки, не задерживаясь возле витрин магазинов и зазывающих вывесок ночных клубов.
Ан-Мари пришла к знакомому месту на 15 минут раньше назначенного времени. Следовало незаметно потратить эти лишние минуты. Ан-Мари спустилась по лестнице в маленький подвальчик, где за десятком столиков сидели, тихо переговариваясь, посетители. Она присела за самый ближний к выходу, рядом с мужчиной, безжизненно склонившим голову над пустой тарелкой. На освещенном пятачке в глубине подвальчика резвились жонглеры-акробаты. Невидимый пианист наигрывал печальную мелодию.
Мужчина поднял голову и непонимающе уставился на Ан-Мари.
— Ты?.. Пришла?.. Но я тебя не звал! Ты не можешь…
Его блеклое, обтянутое сморщенной кожей лицо со вздутыми синими подглазниками вызывало жалость и отвращение.
— Зачем ты здесь? Мне и так тошно…
Он отклонился назад, разглядывая Ан-Мари.
— Но ты здорово изменилась! Тебя все-таки выпустили?..
Ан-Мари попыталась встать. Ее явно принимали за другую.
— Сиди, — попросил мужчина. — Презирай, но сиди.
Он всхлипнул и судорожным движением провел рукой по щеке.
— Щетина. Я стал редко бриться… Но я не мог не сообщить! Такой важный факт! Государственный интерес! Апостолы…
Мужчина поперхнулся и прижал ладони к вискам.
— Они приехали и почти сразу же все нашли. А если бы сообщил кто-то другой? Ты только представь: с кем бы остались тогда наши крохи? Ты не подумала о них! Ты жаждала справедливости! Ты… А я не мог! Обязанность патриота! Долг!
Он наклонился к Ан-Мари и зашептал.
— Или страх. Самый обыкновенный страх. Ты никогда не знала, что такое настоящий страх, как он умеет обволакивать сердце, как проникает в самые укромные уголки тела, как жжет и режет тебя на части. Ты была другой… гордой. А я маленький и слабый, я боюсь, и мне страшно. Мне очень страшно!
Мужчина затрясся, заплакал и бессильно опустил голову на тарелку. Ан-Мари вскочила и выбежала из подвальчика. На противоположной стороне красные огоньки «Ганвея» излучали привычный свет. Оставалось только перейти улицу.
И как раз в это мгновение створы «Ганвея» распахнулись и из клуба вышли двое широкоплечих парней в длиннополых серых плащах. По зеленоватому отсвету их туфель Ан-Мари поняла, что видит офицеров Службы Спокойствия. Один встал у самого выхода, другой, отойдя в сторону, лениво разглядывал прохожих. Следом за ними появилась Барбара. Вытянутая, точно струна, фигура, спрятанные в карманах плаща руки, бледное бескровное лицо. Ее невидящий бессмысленный взгляд скользнул по Ан-Мари и ушел в темное мрачное небо. Ан-Мари прислонилась к стене и до боли прикусила губы.
Грохоча сиреной, к клубу подъехал пневмовагон. Его задняя дверца широко распахнулась, и из нее вышли строевики. Они выстроились в шеренгу, ожидая команды. Один из офицеров что-то крикнул и взмахнул рукой. Строевики схватили Барбару, подняли ее, швырнули в чрево вагона и кричаще-свистящей гурьбой полезли следом. Дверца тяжело клацкнула, и пневмовагон зигзагами покатил по улице.
Офицеры пересекли дорогу и прошли рядом с Ан-Мари.
— Уж очень грубы эти строевики, — донеслось до нее.
— Звери! — сплюнул другой.
— А как они начинали? Как смешно и нелепо выглядели их митинги в Приморском парке…
Ан-Мари осталась стоять у стены. Сильный озноб терзал ее хрупкое тело, иногда ей казалось, что это апрельский град молотит по ее обнаженным плечам и спине. Словно не Барбара, а она оказалась в лапах строевиков.
«Кто же они — строевики? — лихорадочно думала Ан-Мари. — Яростные, ненавидящие, жестокие до умопомрачения?.. Какой страшной силе удалось собрать все самое худшее, что есть в человеке, и выплеснуть наружу? Мерзкие сволочи!»
Пальцы невольно сжались в маленькие, но твердые кулачки.
«Синие рубашки всегда ходят группами, их не увидишь вдвоем или поодиночке. Когда заканчиваются марши и акции, они переодеваются в самую незаметную одежду и скрываются в толпе. Или просто они боятся? Может быть, их собирает под одни знамена не столько дикая ненависть, сколько дикий страх?»
Голова жарила и горела, Ан-Мари с трудом добралась до квартиры. Пришедший по вызову врач определил болезнь 3-й степени и оставил плоские розовые таблетки с едким запахом.
Только через несколько дней Ан-Мари смогла выйти на службу. Теперь она была одна, но в котомке, лежащей в правом углу стенного шкафа, еще оставалось несколько цилиндриков, и они упрямо ждали своего часа.
Очередные воскресные дни девочка с длинным пучком волос на затылке провела в интенсивных прогулках по самым различным районам города. Ей несколько раз удавалось ускользнуть от передвижных патрулей Службы Спокойствия, оставляя неутомимые выдеожучки в труднодоступных местах на всей жилой территории Большого центра.
«Это вам за Барбару! — неслышно шептали потрескавшиеся губы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13