Ты вообще никогда не сдаешься?
— Никогда, — сказал отец, протягивая мне сковородку из-под рыбы. — У них есть и талант, и желание. И потом, надо же мне во что-то верить. Почему бы не верить в «Храбрецов»?
Я вытерла сковородку и аккуратно убрала ее на нижнюю полку буфета, где она всегда хранилась. Все то время, пока мы ели, обсуждая ход продаж автомобилей и успехи «Храбрецов», у меня на кончике языка вертелся вопрос: где она? куда уехала мама? и почему?
— Ты что-то сегодня слишком тихая, — сказал папа, вытирая кухонную стойку. Он подошел к холодильнику, вытащил банку пива и протянул мне. Я отрицательно покачала головой.
— Тебя что-то гнетет? На работе что-то не так?
— Все в порядке, — сказала я. — Да благословит Бог Уилла Махони. Если бы не он и не Малберри-Хилл, мне бы, возможно, пришлось идти торговать бакалеей.
Отец глотнул пива и нахмурился.
— Может, мне поговорить с Дрю Джерниганом начистоту? То, что произошло между тобой и Эй-Джи, конечно, никуда не годится. Но твоей вины в том нет.
— Не думаю, что Джерниганы разделяют твою точку зрения, — сказала я.
— Дрю всегда был сукиным сыном, — сказал папа. Он помолчал. — Знаешь, я больше не завтракаю в «Старом колонисте». Я как-то вошел, а Дрю увидел меня, встал, бросил деньги на стол и вышел. Мне было очень неловко. И не только мне. Так что я просто стал ходить в кондитерскую. И потом, булочки у них мне все равно нравятся больше.
— Папочка! — Я обняла отца за шею. — В кондитерской не делают такого печенья, и все твои друзья ходят в «Старый колонист». Я каждое утро, когда иду на работу, вижу, как они сидят за столиком у окна.
— Ну, не все, — сказал отец и усмехнулся, может, сам того не желая. — И потом, я, кажется, становлюсь старым занудой. Надо немного встряхнуться, а для этого полезно поменять обстановку.
Я взяла влажную салфетку и повесила ее на металлический крючок, прикрепленный к двери кухни. Я делала так каждую среду после ужина.
— Это все моя вина, — сказала я. — Надо было мне держать рот на замке в тот раз и выйти за Эй-Джи замуж.
— Нет, мэм, — решительно воспротивился папа. — Ты правильно сделала, что отменила свадьбу. Ты сделала то единственное, что могла сделать.
— Возможно, но не стоило устраивать спектакль, — сказала я. — Именно поэтому, я думаю, Джерниганы так бесятся. Я их унизила. И себя заодно.
Я поцеловала отца в щеку. Ему не мешало бы побриться.
— К тому же подставила под удар тебя и Глорию, и теперь их семейка ополчилась на нас. Я заварила очень нехорошую кашу.
Папа не очень ловко похлопал меня по макушке.
— Насчет меня не беспокойся, и насчет Глории тоже. Мы уже взрослые. И нас не так-то просто выбить из седла. Каким-то там Джерниганам это не под силу. Позаботься лучше о себе. Ты всегда это умела.
— Ко мне приходил Эй-Джи, — сказала я. — Когда вернулся из Франции.
Папа нахмурился и хотел было что-то сказать.
— Он вел себя очень любезно. Тихо и смирно, — продолжала я. — Сказал, что ему меня не хватает, что он виноват. Он говорит…
Я прикусила губу, спрашивая себя, до какой степени откровенности мне следует доходить.
Отец скрестил руки на груди.
— Я хочу слышать все, — сказал он.
— Он сказал, что это Пейдж во всем виновата. Он сказал, что был пьян, что они просто валяли дурака, и что он потерял контроль. И он клянется, что это был первый и последний раз, и все в этом духе.
— И ты ему поверила?
— Я вышвырнула его из салона, сказав, что не верю ни одному слову. Но я не знаю… — На глаза накатили слезы. — Я его любила. И он любил меня… Я просто знаю это. Но если Эй-Джи меня любил… как мог он сделать такое со мной?
Папа вздохнул и протянул мне сухое кухонное полотенце:
— Возьми и успокойся. Как насчет того, чтобы покататься? Когда мы последний раз вместе ездили кататься?
Я промокнула мокрое лицо.
— Не помню. Мы же любили кататься, верно?
Он кивнул, взял ключи, и я пошла следом за отцом к его большому белому «шеви-тахо».
Отец завел машину, и мы поехали. Ему не обязательно было говорить мне, куда мы едем. Я и так знала.
По воскресеньям после церкви делать в таком городке, как Мэдисон, было особенно нечего. Когда мы возвращались домой, мы переодевались в одежду попроще, мама ставила запекать мясо в духовку, папа шел возиться в гараж, а потом мы отправлялись на воскресную прогулку на машине.
Папа обычно привозил из салона новую модель на пробу. Сиденья были покрыты пластиком, на полу картонные коврики, и запах новой машины бывал сильнее, чем «Джой» — мамины духи.
Место назначения наших поездок никогда не менялось. Мы выезжали на старую дорогу на Ратледж, 12-е шоссе, и перед въездом в Ратледж сворачивали направо. Там была бензозаправка, которая работала по воскресеньям, и мы с папой забегали в магазин купить на всех кока-колы. Затем ехали в парк Хард-Лейбор-Крик.
Я пила коку мелкими глотками, стараясь сберечь главное для пикника. Папа припарковывал машину в тени, как можно дальше от других машин, и тогда мы вытаскивали напитки и бутерброды и пировали у старой мельницы. Если дело было летом, я переодевалась в купальник и плавала в речке, больше похожей на ручей, а мои родители усаживались на раскладные алюминиевые стулья и смотрели, как я плещусь. Иногда папа тоже ходил плавать со мной, но мама не плавала, она не хотела мочить волосы, поэтому всегда оставалась на берегу и звала меня, если ей казалось, что я заплыла далеко. Домой я ехала, завернувшись в большое махровое полотенце, и засыпала под тихие голоса родителей, о чем-то по-приятельски болтавших друг с другом.
Я проезжала мимо этого парка несчетное число раз, но с тех пор, как внезапно прекратились эти воскресные поездки, я ехала туда впервые.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129