– Давайте же, Кэролайн. Очень простое имя. Напоминает логово льва или… – больше он ничего не смог придумать.
– Дэниел.
Кэролайн полагала, что назвать его по имени будет легко, но это оказалось вовсе не так. Она понимала, что переходит невидимый барьер и что теперь уже не важно, какие события произойдут в классе: вне школы они будут общаться по-другому. Теперь они были равны. Может быть, даже друзья? Кэролайн сопротивлялась этой мысли, как лошадь, отказывающаяся видеть забор.
Рука Дэниела легла ей на плечо, и Кэролайн напряглась.
– Почему вы так подозрительно ко мне относитесь? – прямо спросил он.
– Потому что я никогда не знаю, в какой момент вы меня одурачите. Внезапно что-то во мне выводит вас из себя, и я хочу успеть спрятаться в кусты. Причем мне заранее неизвестно, когда это случится. Из-за этого находиться рядом с вами очень непросто.
Дэниел смотрел на руль, его лоб был нахмурен, как будто он пытался собраться с мыслями.
– Вероятно, это происходит, когда я вижу выражение надменного превосходства на вашем лице, как будто вы думаете: «Что это я, патрицианская голубая кровь, делаю здесь с этим невежей?»
– Невежей? Мне приятно это слышать. Но у вас действительно иногда бывает ужасно долготерпеливое, благородное выражение лица. Как будто вы с трудом выносите мое общество. – Взгляд Дэниела устремился на Кэролайн. – Это меня злит, и я не знаю, почему. А от этого злюсь еще больше.
Его голос был теперь похож на шорох гравия и гипнотически действовал на Кэролайн. Она по-прежнему смотрела ему в глаза. В полутьме трудно было понять их выражение, но она не могла отвести взгляд.
– Я не хотела вас сердить, – мягко сказала Кэролайн.
– Может быть, не сейчас, но иногда…
– Да, я признаю, что иногда это бывает. Однако вы делаете то же самое. «О, вы еще ждете, мисс Фолкнер? Ваша работа сдана с опозданием, мисс Фолкнер».
Кэролайн не удалось сымитировать его голос так же хорошо, как Сьюзен Элдер, но Дэниел улыбнулся.
– Я тоже это признаю. Мне нравится, когда вы сердитесь. – Рука Дэниела все еще была у нее на плече, и теперь он придвинул ее немножко ближе к себе. – Хотите узнать, почему?
– Да, – сказала Кэролайн, зная, что должна сказать нет.
– Потому что вы тогда выглядите очень живой. Мне нравится, когда у вас глаза сверкают, а щеки розовеют. Больше всего я люблю, когда исчезает ваша маска и на минуту показывается настоящая женщина.
– Проф… мист… Дэниел.
Кэролайн с трудом удалось найти подходящее слово. С тех пор как она закончила школу танца, она не чувствовала себя такой смущенной.
– Что, Кэролайн?
Дэниел сидел, улыбаясь, как кот, съевший сметану.
– Я не знаю. Мне кажется, вы опять меня дурачите. Только на этот раз с другой стороны.
«Дура, дура, ты говоришь так, будто последние мозги растеряла!»
– Что вы хотите этим сказать – «с другой стороны»?
– Раньше вы начинали злиться без предупреждения, а теперь вы мне льстите без предупреждения, и…
Дэниел нетерпеливо замахал рукой:
– Льщу? Я никогда не льщу, Кэролайн. Вам пора бы это понять. Я просто говорю правду. Вы очень красивая и вряд ли нуждаетесь в том, чтобы я вам это объяснял.
Кэролайн почувствовала, как ее лицо вспыхнуло. Она поняла, что покраснела, и была благодарна полутьме, которая все скрывала.
– Это просто смешно. Зачем вы это говорите? Как я могу с вами разговаривать, если вы говорите подобные вещи? – В ее голосе послышались недовольные нотки. Как он может не понимать, с каким трепетом она воспринимает его одобрение, даже если речь идет о таком незначительном предмете, как ее внешность? – Ну что я могу на это ответить?
Дэниел сделал вид, что серьезно обдумывает ее вопрос.
– Сейчас, например, вы могли бы сказать, как вы рады, что я считаю вас красивой, а затем вы могли бы объяснить, почему вам нравится сводить с ума меня. Тогда мы будем в расчете.
Кэролайн восприняла только последнюю часть его предложения. Сначала она колебалась. Почему-то в обществе Дэниела Фрателли она чувствовала себя обязанной быть честной:
– Я думаю, это потому, что я не привыкла сердиться, а с вами можно в этом попрактиковаться, раз уж вы не возражаете. Вам ведь даже нравится, правда?
– Да, даже несмотря на то, что иногда вы чувствуете себя виноватой. – Дэниел улыбнулся и нежно погладил ее руку. Кэролайн почувствовала тепло его прикосновения сквозь парку и свитер. – Почему вы должны чувствовать себя виноватой? – продолжал он своим низким тихим голосом. – Вы никогда ничего не разрушали, не говорили ничего такого, что нельзя простить. Тот, кто учил вас, что нельзя сердиться, был не прав. Похоронить гнев – все равно что разбередить кровоточащую рану. Пожалуйста, сердитесь на меня, если вам это нужно, только не застывайте и не избегайте меня, Кэролайн.
Зачем он все это говорит? Он, наверное, спятил. Эта женщина – его студентка. Кроме того, она, скорее всего, холодная и недоверчивая и к тому же – он глянул в окно на каменный особняк в конце заросшего проезда – очень богата. Ему нужно убираться отсюда, пока он еще чего-нибудь не наговорил.
Однако он не пошевелился.
Кэролайн посмотрела на него.
– Я думаю, что юридическая школа – это хорошая тренировка для гнева. Она предоставляет место для этого занятия. В этом мире несправедливостей, в которых могла бы помочь хорошая доза гнева. Вы это понимаете.
Повинуясь внезапному импульсу, она дотронулась до руки Дэниела, такой теплой и живой. Потом убрала свою руку и улыбнулась:
– И я признаю: мне нравится с вами спорить. Когда я занимаюсь, то всегда думаю, что бы вы сказали об этом деле. Потом я начинаю защищать другую точку зрения, просто для практики.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117