— Поэтому мы им и не доверяем!
Снова «ха-ха-ха».
— Прошу прощения?
— У них особая манера поведения, — пояснил он. — Для нас это загадка. Поэтому мы им не доверяем.
— Значит, вы никогда не делитесь с женщинами своими чувствами и переживаниями? Не говорите им, что вам грустно или что вы испытываете неловкость?
Знаю, мне бы следовало придержать язык. Но это был вопрос принципа, профессиональной гордости.
— Неловкость? Японские мужчины никогда не испытывают неловкости. Вот женщины вечно находятся в замешательстве. Приведите женщину в ресторан — и она будет долго-долго изучать меню, не зная, что выбрать. И в конце концов мужчине придется принять решение за нее.
— Вы очень любезны, — сказала я.
Брок обернулся и гневно посмотрел на меня, но я не обратила на него внимания.
— А вам никогда не приходило в голову, что женщины просто боятся вас? Что вы их запугали, что вам надо изменить сам принцип отношений с ними, позволить им почувствовать себя на равных с вами?
— На равных? — переспросили оба японца в один голос.
— Позвольте мне кое-что спросить у вас, — продолжала я, решив, что они не поняли меня. — Вы разговариваете с женщиной, когда она выбирает, что ей заказать в ресторане?
— О чем? — удивленно спросил один из японцев. — Мы не разговариваем с женщинами за едой. Мы читаем газету или продолжаем работать на карманном компьютере.
— Итак, вы избегаете разговора. А значит, избегаете близости.
— Что она имеет в виду? — обратился один из японцев к Брэндону.
— Я сама могу ответить за себя! — возмутилась я. — Я имею в виду, что…
Я этот момент мы подъехали к гостинице.
— Вот «Валдорф», — сказал Брэндон. — Она в другой раз расскажет вам, что имеет в виду.
Наскоро попрощавшись со мной, наши попутчики вышли из машины, и Брэндон отправился их провожать. Они долго раскланивались у входа в гостиницу. Когда японцы наконец удалились, Брок вернулся в машину и велел Лиаму довезти нас до его офиса.
— Скажи, что ты не сердишься на меня, — попросила я, когда мы отъехали от гостиницы.
— За что? За лекцию, которую ты прочитала моим японским друзьям, или за твое вторжение в мой автомобиль?
— За вторжение. Что касается твоих японских друзей, тот тут я себя не контролировала.
— Честно говоря, я уже засомневался в своих чувствах к тебе.
— Не сомневайся. Наоми говорит, ты все еще любишь меня.
— Неужели?
— Представь себе. А теперь позволь мне по дороге в офис изложить свою гипотезу. Ты не против?
— Я же не могу выбросить тебя из машины на полном ходу, Линн.
— Вот и хорошо. Итак, моя гипотеза состоит в том, что обе статьи могли сфабриковать мои подруги-в «Инквайрер» и в «Нью-Йорк пост». Я никому, кроме них, не рассказывала о проблемах с Ки-пом. И только они знали, что ты был моим пациентом.
— Ты им говорила, что я был твоим пациентом? Я думал, они знали только, что мы встречались.
— Конечно, я говорила им. Ты, наверное, забыл. При них я впервые увидела твою фотографию в «Форчун». С ними я поспорила, что смогу превратить «самого сурового начальника Америки» в «самого гибкого руководителя». Тогда они поддерживали меня…
— Ну, и почему ты говоришь все это мне?
— Ты не понимаешь? Я подозреваю, что они только притворялись, будто поддерживают меня. Возможно, одна из них затаила на меня злобу и хорошо ее скрывала. Поэтому я хочу знать, какое впечатление у тебя сложилось о каждой из них.
— Честно?
— Конечно, честно! Иначе наш разговор не имеет смысла.
— Тогда слушай. Пенни — это акула. Изабелла — дурочка. Гейл — истеричка. Сара — законченная эгоистка. Не сердись, пожалуйста: ты сама на это напросилась.
Меня, конечно, обидели нелестные характеристики, которые Брендон дал моим подругам, но, честно говоря, он не сказал ничего нового. Я прекрасно знала все их недостатки и принимала Пенни, Изабеллу, Гейл и Сару такими, какие они есть, — и взамен получала их безграничную преданность. По крайней мере, мне так казалось. Теперь же я не знала, что и думать.
— Так, значит, ты согласен, что одна из них могла разболтать обе истории?
— Вполне возможно. Только зачем им так поступать? Вот у тебя были для этого причины. По крайней мере, в случае с «Нью-Йорк пост».
— Перестань, Брэндон! У меня не было причин, и ты прекрасно знаешь это.
— А как же твоя карьера? Ты же не будешь отрицать, что после публикации статьи у тебя появились пациенты?
— Не буду.
— Вот видишь!
— О господи, когда же ты наконец избавишься от своей дурацкой уверенности, что я нарушила обещание? Это женщины обычно разыгрывают из себя великомучениц.
— Но я не разыгрываю из себя мученика!
— Ладно. Ну, по крайней мере, жертву.
— И жертву я из себя не строю!
— Но ты пребываешь в состоянии негодования, больше свойственном женщинам, чем мужчинам.
— Значит, я так хорошо освоил Язык женщин.
Я была рада, что он хоть не утратил чувство юмора.
— Я серьезно, Брэндон. Мне кажется, ты строишь из себя жертву, потому что боишься мне доверять. Твоя бывшая жена сыграла с тобой злую шутку, ты боишься подвергнуться таким мучениям во второй раз. Именно поэтому ты воздвиг преграду между нами — создал себе иллюзию, что я предала тебя. Можешь ты хоть на минуту отложить в сторону свои эмоции и трезво взглянуть на вещи? Мне нужна твоя помощь, чтобы выяснить, не причастны ли мои подруги к обеим публикациям.
Он задумался, потом проговорил:
— Что-то я не понимаю. Полгода я ходил к тебе в кабинет слушать проповеди о том, что надо перестать подвергать все анализу и довериться своим эмоциям. А теперь ты хочешь, чтобы я сделал обратное?
— Да. Чтобы помочь мне решить эту задачу.
— Как я могу тебе помочь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86