Зеленые шторы были плотно задернуты. Причудливые бра заливали помещение мягким, словно подводным светом. На обшитых деревом стенах висели картины с видами милого сердцу хозяина Неаполя. В углу зала стоял рояль, за которым сидел юноша — копия Марио — и наигрывал итальянские мелодии, а девушка с распущенными черными волосами, тоже похожая на хозяина, тихо подпевала ему. Наверное, это дети Марио, подумала Мэг, глотая обжигающую жидкость. Коктейль вполне оправдывал свое название.
— Ну и чем же ты меня порадуешь? — спросил Генри хозяина.
Марио сделал паузу, чтобы усилить эффект:
— Мне завтра принесут… акварель Тернера.
— Тернер? — Генри побледнел и даже привстал.
— Да, — ликующе подтвердил Марио. — И хотят за него… — Он нагнулся к Генри и что-то прошептал на ухо. Затем уже вслух: — Думаю, можно уговорить отдать дешевле.
— Тернер? За такую сумму? Интересно, где он его украл. Или, может быть, сам нарисовал? — Генри уже полностью владел собой.
— Это просто лопоухий старичок, который ориентируется на цены десятилетней давности. Но если тебе дешево, можешь заплатить больше.
— А что сам не купить? — Генри пристально посмотрел на Марио.
— Oh, mamma mia, Энрико. Ты очень подозрителен. Ты же знаешь, что я всегда готов оказать тебе услугу и никогда не обманывал, — заискивающе сказал Марио.
— Ладно. Завтра посмотрим, что это за Тернер, — оборвал Генри собеседника, а затем поднялся и пригласил Мэг пройти к приготовленному для них столику.
Мэг была поражена. Казалось, что это был не Генри, а какой-то незнакомый ей человек. Жесткие складки губ, бледное лицо, лихорадочный блеск глаз. Ей даже стало на мгновение страшно. Но когда они сели за столик и сделали заказ, перед ней уже был прежний Генри. За едой он развлекал ее смешными историями из жизни художников, его рассказы отличались остроумием и легкостью, над некоторыми Мэг хохотала до слез. Постепенно зал наполнился посетителями. Большинство из них явно относились к людям искусства.
— Видишь мужчину в темном свитере?
Генри указал Мэг на мужчину у стойки бара. — Однажды его упрекнули, что способ, которым он пользуется при накладывании красок на полотно, делает его картины «шероховатыми».
— А он что? Изменил способ?
— Сказал, что он художник, а не чистильщик сапог.
Мэг откинулась на спинку стула и засмеялась.
— Правда? Мне кажется, ты меня обманываешь, Генри.
— Обманываю.
— Зачем? — Мэг с удивлением посмотрела на кузена.
— Просто мне нравится, как ты смеешься, — ласково ответил Генри.
Один мрачноватого вида субъект долго и пристально смотрел на Мэг, а затем подошел к их столику.
— Я хочу написать ее, Генри, — торжественно провозгласил он. — И этот портрет украсит твою галерею. Тициан, настоящий Тициан! — Он бесцеремонно приподнял прядь волос Мэг.
— Хорошо, Кит, — спокойно сказал Генри, — если мисс Уолленстоун согласится, можешь написать ее портрет для меня.
Кит важно кивнул и величественно удалился.
— Кит Беннет — один из самых модных сегодня. Несколько странноват, как и все эти ребята, но в общем славный малый.
Мэг понимающе кивнула. Ей все больше и больше нравилась царящая в зале непринужденная атмосфера.
— Ты совсем не похож на Феннелов, — смеясь, сказала она.
— А я не настоящий Феннел, я — приемный сын Дианы. Она заменила мне мать, и Кэролайн всегда была добра ко мне. Вот остальные часто давали понять, что я не истинный Феннел.
— Прости, Генри, я не хотела тебя обидеть.
— Ну что ты, Мэг! Впрочем, может, я и преуспел благодаря тому, что мне все время приходилось доказывать: я не хуже. Теперь они не могут простить мне этого. — Генри усмехнулся. — Подожди, Мэг, самое интересное впереди — наследство Кэролайн. Все затаились и ждут, когда она отдаст концы. Ах, как нежно мы любим нашу тетю Кэролайн! — Генри неожиданно помрачнел. — Ладно, Мэг, не хочу впутывать тебя в эти дрязги. Расскажи мне лучше о своих родителях. Я так много слышал об их беззаветной любви, которую истинные Феннелы не могут себе позволить. Это что, чистая правда?
— Да, — просто ответила Мэг. — Они любили друг друга и были счастливы. Мама никогда не жалела о своем выборе. Ну, может, только скучала по родным. А папа… он был изумительный человек, веселый и добрый. — Мэг вспомнила, как им было хорошо всем вместе, какой счастливой и защищенной чувствовала она себя тогда, и нежная, чуть печальная улыбка тронула ее губы. Мэг даже не представляла, как хороша она была в эту минуту.
— Ты настоящее дитя любви, Мэг, — медленно проговорил Генри. — Таких красавиц нельзя приводить в места, где собираются художники, ребята впечатлительные и эмоциональные.
Время, проводимое с Генри, пролетало легко и незаметно, и Мэг с удовольствием приняла его приглашение пойти вместе на концерт классической музыки.
В течение двух недель они встречались почти ежедневно. Генри водил ее по музеям и выставкам, и Мэг, к стыду своему, обнаружила, как мало понимает в искусстве. А Генри… Он, казалось, знал все и щедро делился своими знаниями с Мэг. Его страстное увлечение живописью иногда даже пугало девушку. Когда он останавливался перед картиной любимого художника, серые глаза его вспыхивали, а лицо приобретало странное, отрешенное выражение. Казалось, он забывал обо всем на свете, в том числе и о Мэг, к которой был обычно внимателен, а последнее время даже нежен.
Бренда неистовствовала. Каждую перемену она прибегала в библиотеку.
— Мэг, я просто не могу, он влюблен в тебя по уши!
— Только не надо про уши! Ты уже опозорила меня тогда у окна. Я даже была вынуждена соврать, что ты преподаешь у нас рисование.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50