Если бы она тогда позвонила ему, проглотила гордость и обиду и позволила бы ему объясниться! Но разве вернул бы этот звонок все назад? Каким образом? Ведь Фелипе уехал с Бьянкой — Джемма убедила себя в этом, хоть и не была уверена до конца. А что, если.
— Ты действительно уехал в Нью-Йорк с Бьянкой?
— Казалось, в ожидании ответа замерло даже ее сердце. Хотя, впрочем, какая разница, даже если и нет? Он же все равно признался, что Бьянка была частью его жизни задолго до Джеммы.
— Мы провели невероятно интересную неделю вместе, точно. Почти такую же увлекательную, как и наша неделя с тобой, — ответил он, особо выделив слово «увлекательную».
С какой легкостью ему удается мучить ее!.. Для этого даже не нужно угрожать ей постелью. Одной мысли о том, что он был с Бьянкой, оказалось достаточно, чтобы Джемма почувствовала себя самым несчастным существом на свете.
— И, несмотря на это, ты готов унижать меня? Так кто здесь пострадавшая сторона. Фелипе? Выходит, что я. А ты, похоже, твердо намерен не признавать этого факта.
— А ты ждешь, что признаю? — Он растянул губы в надменной улыбке. — Как же плохо ты знаешь латиноамериканских мужчин!
— Просто смешно, что твоя национальность становится вдруг оправданием твоего отвратительного поведения. — Джемма осушила рюмку с коньяком. — И твоей неразборчивости в отношениях с женщинами, — добавила она, ставя пустую рюмку на стол.
— А в чем твое оправдание? Я считал, что англичане абсолютно бесстрастны.
— Вовсе нет, всего лишь разборчивы. А в качестве оправдания своего собственного шального поведения могу лишь сказать, что оценивала тебя по внешности, а не по штампу в паспорте.
Он усмехнулся язвительно.
— А! Если бы мы тогда знали глубину наших различий!
— Если бы… — вставила с сарказмом Джемма, — если бы только ты предположил во мне холодную бесстрастность, а я в тебе — распущенность…
— Как много бы мы тогда потеряли!
Ей хотелось улыбнуться, но она сдержалась.
— Но избежали бы и того, что происходит сейчас, — печально произнесла она и тут же пожалела об этих словах. Они прозвучали признанием того, что она сожалеет о случившемся.
Он не замедлил воспользоваться ее промахом и бросился на нее, как гончая на хромого зайца.
— Так, значит, моя месть тебя в конце концов задела?
— Не настолько, как ты рассчитывал. Да, конечно, мне было бы куда лучше без твоих колкостей, но я как-нибудь с ними справлюсь.
— И стерпишь мою любовь, закусив, по обычаю, губу, не так ли?
— Ну, если дело зайдет так далеко, то да, я буду лежать на спине и думать об Англии. Он рассмеялся и покачал головой.
— Как мило ты увиливаешь от правды.
— Да что ты, и в чем же состоит эта правда?
— А в том, что, когда я буду заниматься с тобой любовью, ты меньше всего будешь думать о своей родине.
— Ошибаешься: патриотизм значит для меня гораздо больше, чем твое тисканье, — выпалила она и тут же почувствовала, что это прозвучало излишне пафосно.
— Что ж, посмотрим.
— Да уж, посмотрим! — парировала Джемма. — А теперь я хочу в постель. — Она поднялась и швырнула салфетку на стол.
— Тебя никогда не приходилось подталкивать.
— Я вовсе не это имела в виду, — раздраженно произнесла она. — Я имела в виду…
— Я знаю, что ты имела в виду, — прервал он ее и тоже поднялся. На какой-то блаженный миг ей показалось, что он намерен отпустить ее. Как же она наивна! Его рука змеей метнулась через стол, и он схватил ее запястье прежде, чем она успела увернуться. Он рывком рванул ее к себе и сжал в объятиях. Она крепко стиснула губы, но все бесполезно. Он завладел ее ртом властно, полно, с таким искусством раскрыв ее губы, как будто был дипломированным специалистом по поцелуям.
Джемма готова была поддаться искушению и позволить ему взять все. Свое тело, душу, любовь. Может быть, тогда он оставит ее в покое. От нее останется слабая тень, но разве она уже сейчас не превратилась всего лишь в слабую тень той уверенной в себе женщины, которой когда-то была? За последние месяцы ей довелось пройти через весь диапазон человеческих эмоций; и не так уж тяжело будет повторить этот путь. Нет, нет, повторно этого не вынести, издало отчаянный вопль ее сердце, в то время как его ладони нежно ласкали ее грудь под блузкой, тонкий шелк которой, казалось, способствовал тому, чтобы поднять ее до угрожающих высот наслаждения.
Она ненавидит его, презирает и одновременно чувствует, что от каждого прикосновения нежных пальцев к ее томящимся соскам эта ненависть исчезает. Как можно ненавидеть, любить и хотеть одновременно? Как может тело тянуться к тому, против чего восстает сознание?
Рука Фелипе, скользящая под шелком по телу Джеммы, воспламенила ее нестерпимым огнем желания. Ей хотелось забыть о его жестокости и отдаться во власть страсти. Ей хотелось раствориться в его объятиях, шептать, что она обожает и хочет его еще сильнее, чем раньше, но он ждет именно этих слов, чтобы наказать ее жестоким отказом. После этого ей не выжить.
Слезы обжигали ей глаза. И все равно она катастрофически быстро сдавалась. Глубоко внутри ее упрямо пульсировало желание, отзываясь на его все более настойчивые ласки. Еще немного — и ей не будет пути назад.
— Нет! — выкрикнула она, отрывая от него губы.
— Больно, правда? — прошептал он ей на ухо, чуть приподняв с затылка тяжелую копну волос. — Не тебе одной, querida. — Он с силой прижал Джемму к себе, чтобы желание и ее пронзило до боли. — Ты чувствуешь мою боль, не так ли? Она вполне осязаема. Уверяю тебя, мне тоже не выйти невредимым.
— Тогда зачем?.. — беспомощно шепнула она. — Зачем и себя заставлять проходить через такие муки?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52