– Я пойду к Диего, мы подождем тебя там. Или ты хочешь, чтобы я постояла в очереди, пока ты сдашь сумку в багаж?
– Сумку? – Он посмотрел на нее так, словно только что осознал, что у него есть багаж. – Я возьму ее с собой в самолет.
– Ладно.
Сантьяго стоял у окна справочной, пытаясь выяснить, почему рейс откладывается и сколько осталось времени до вылета; он это делал только потому, что я ему сказала это сделать. Сам бы он сидел в зале ожидания, пока не объявят посадку. «Пусть он уже поскорее улетит», – думала я.
Я не села рядом с Диего, а пошла в магазинчик с журналами, он был одним из моих представлений о рае: иностранные издания Vogue, Elle, MarieClaire, VanityFair. И большинство журналов без полиэтиленовой упаковки. Я посмотрела на цены и купила тот, что был не совсем дорогой и мне нравился, – американский Cosmopolitan с Сарой Джессикой Паркер на обложке, где она демонстрировала свой беременный живот, – я подошла к кассе, заплатила и вернулась, чтобы рассмотреть остальные. Было забавно: посмотреть их все, когда ты уже купила один. Если бы ты купила их все или тебе бы их подарили, был бы уже не тот эффект.
На обложке французского Elle тоже красовалась Сара Джессика Паркер; с завитыми волосами ей было лучше. На странице 43 была женщина с голубыми глазами, которые немного косили. «Наследственность», – гласил заголовок статьи. Лайнн Маргулис мне напомнила учительницу английского, у которой я брала частные уроки, и она подарила мне мою первую пару длинных чулок. Она пользовалась стойкой помадой, которая всегда образовывала корку по краям ее губ. Но Лайнн не пользовалась помадой, она была автором революционной теории, согласно которой порядок жизни определяется симбиозом двух бактерий.
Женщина в кассе внимательно наблюдала за мной поверх своих очков; я крепко обняла свой Cosmopolitan, чтобы напомнить ей, что я уже сделала свою покупку и это дает мне право смотреть и читать то, что я хочу.
Существуют тысячи видов бактерий: одни живут в кипящей воде, другие ни минуты не могут прожить без огромного количества соли. Когда мы говорим о бактериях, имеется в виду форма жизни, более чем крепкая и удивительная. Они встречаются на глубине трех километров, в граните, в скалах, за пределами фотосинтеза, в темноте. Не существует ни животных, ни растений, которые могли бы жить так же. С точки зрения выносливости нельзя сравнивать бактерии с животными и растениями. Именно эта выносливость позволяет им забираться так далеко, хотя мы считаем, что они вредные, что они являются причиной многих заболеваний.
Пастер и вся его школа находили бактерии в болезнях, и теперь мы думаем, что можем избежать контакта с ними. Мы говорим о них так, будто можем снять их с себя, но это абсолютно невозможно, так как это самые многочисленные организмы на Земле. Жизнь – это бактерии. Мы бактерии, любой организм сам по себе бактерия, он вырастает из бактерии или представляет собой совокупность нескольких видов бактерий. 10% нашего тела – это бактерии, и идея избавиться от них, даже наполовину, абсолютно нелепа, потому что они задействованы во всем, что мы делаем. И только малая часть их опасна, а все остальные безвредны.
Я достала свою записную книжку. «Ложь как бактерии», – записала я и обвела эту фразу.
Затем я подошла к кассе и купила Elle. Наверное, женщина подумала, что я фанатка Сары Джессики Паркер. Буквально минуту назад я была фанаткой Лайнн.
Я причесалась и накрасилась перед зеркалом в туалете. Я приводила себя в порядок не для Сантьяго – для Диего.
Они сидели вместе и не курили.. Диего рассматривал свои ботинки, и я захотела, чтобы он посмотрел на меня так, как иногда на меня смотрели незнакомые мужчины, которым я по какой-то непонятной мне причине нравилась. Как когда-то давно я хотела, чтобы на меня так смотрел Сантьяго.
Я села на свободное кресло рядом с Диего.
– Ну что? – спросила я Сантьяго.
– Похоже, нам придется подождать еще пару часов. То есть тине придется подождать.
Диего неохотно тряхнул головой, словно хотел сказать: «Понятно, что мы тебя не оставим».
– Завтра приезжает Августин, да? – спросил Сантьяго.
– Да, – одновременно сказали мы с Диего и улыбнулись, словно он спросил, ждем ли мы ребенка, а я была на четвертом месяце, как Сара.
«Все будет хорошо, когда приедет Августин, – подумала я. – Все прояснится, и тогда мы поймем, что делать дальше». А пока это то же самое, как будто я играю в театральной пьесе, в которой одного из главных персонажей заменили другим, из другой пьесы; мы должны импровизировать реплики, сцены, выходы, не говоря о том, как я ненавижу театральные пьесы.
Они попросили у меня журналы, и их лица спрятались за Сарой. Диего остановился на странице с фотографией Лайнн Маргулис, затем пробежал глазами по тексту, слишком быстро, чтобы вникнуть в суть теории о бактериях. Потом он встал, положил закрытый журнал на сиденье.
– Сейчас вернусь, – сказал он.
Перед тем как он вошел в туалет, маленькая девочка ему что-то предложила, какую-то маленькую фигурку. Диего взял ее, положил в карман, дал девочке монету и погладил ее по голове.
Девочка была младше Августина. Она подошла именно к нашему ряду и положила по фигурке на колени каждого, также как делают дети в метро; я никогда не видела, чтобы они делали это в аэропорту.
Сантьяго вернул ей фигурку, не отрывая глаз от журнала, не дав ей денег, точно так же, как и все остальные. Конечно, все вернули фигурки, и это ничего не значило; просто социальная бесчувственность. Но Сантьяго – это другое. Он ненормальный. Моя мама верила в магическую силу этих фигурок (Богородицы Розарии Сан-Николас или святого Кайетано, без разницы) так же, как и Диего верил в Историю или как я в свои предрассудки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58