Пространство между ними было заряжено электричеством, а веревка в руках Хлои напоминала бикфордов шнур.
– Если ты будешь паинькой, – сказала она невозможно надменным сексуальным голосом, всякий раз заряжавшим его нестерпимым желанием.
И Хлоя начала тянуть на себя веревку. Руки у нее были маленькие и изящные, а цвет ее ногтей – сиреневатый, словно капли виноградного молочного коктейля.
Мэтью даже не думал сопротивляться, он не хотел, чтобы она поранила веревкой ладони. Он изо всех сил старался не думать, о чем ему напоминает ее рука, сжимавшая веревку и медленно тянущая его к себе. Он не сопротивлялся, медленно приближаясь к ней, – и так до тех пор, пока тела их не соприкоснулись. Мэтью раздражало то, что его обездвижили.
– Я так хочу тебя обнять, что могу и не вытерпеть.
Хлоя улыбалась. Понимающе, но не без озорства.
– Ты не можешь все время контролировать ситуацию, дорогой.
– Я люблю тебя. И это напрочь лишает меня возможности контроля.
– Тебе это очень досаждает? – спросила она, поднявшись на цыпочки в своих шикарных сапогах так, что губы ее оказались в паре дюймов от его губ.
– Ни черта меня это не раздражает! – воскликнул Мэтью, целуя ее настолько страстно, насколько это может сделать мужчина со связанными руками.
Они могли бы продолжать целоваться, пока не сядет солнце, но им помешали.
– Ура! Хлоя, у тебя получилось!
– Хлоя, не могу поверить, что ты его заарканила!
– Да, у меня получилось, – с достоинством ответила Хлоя. – Но это куда проще сделать, если бычок даже не пытается убежать. – Она смотрела на Мэтью, сияя улыбкой. – Мы все только что вернулись с ранчо. Учились быть настоящими девушками-ковбоями. Как же это замечательно!
– И чему еще ты там научилась? – спросил Мэтью в надежде, что ей придется снять с него эту дурацкую веревку, чтобы показать остальные трюки.
– Ты шутишь? Четыре дня у меня ушло только на то, чтобы научиться бросать лассо. Мне пришлось отказаться от занятий по изготовлению конной упряжи. Но я обязательно вернусь туда. Возможно, на следующий год.
Мэтью было наплевать, займется ли она верховой ездой без седла на полудикой лошади или еще чем-то. Сейчас главными для него были слова «на следующий год».
Однако хорошее настроение ему несколько подпортило появление Рафа, который подошел и встал за спиной у трех оруженосцев Хлои – Бриттани, Стефани и психиатрички с телешоу.
– Ты заскочил на пиво?
Раф сумел сдержаться и не засмеялся, хотя ему эта сдержанность, похоже, далась с трудом.
– Нет, чтобы своими глазами увидеть тебя связанного.
– Не сердись на Рафа, дорогой. Он так нам помог.
– Не сомневаюсь.
– К тому же он с девочками пообещал отвезти назад лошадь.
– Отлично. А как насчет веревки? Ее же тоже надо вернуть.
Улыбка Хлои была такой теплой, такой интимной, такой обещающей… Мэтью мог лишь надеяться, что никто пристально не разглядывает его ниже пояса.
– Веревку я купила. Никогда не знаешь, что тебе может пригодиться.
– А как насчет этого наряда? Ты и его купила?
– Разумеется. Я обнаружила, что мне нравится быть девушкой-ковбоем.
У Мэтью было ощущение, что и ему это понравится.
Мерин послал ему последний сочувственный взгляд – один взнузданный зверь другому, – после чего повернулся и пошел прочь в сопровождении шайки хихикающих девиц и одного одинокого мексиканского волка.
А Хлоя потянула за веревку, и Мэтью последовал за сверкающей стразами лихой наездницей. Когда они вошли в дом – по счастью, он оставил дверь из кухни незапертой, – а оттуда наверх, в спальню, он сказал:
– Я думал, ты меня бросила.
Должно быть, Хлоя уловила в его словах боль – пусть даже малую часть той муки, через которую он прошел, – потому что она остановилась посреди лестницы и заявила:
– Я бы не уехала, не попрощавшись. Кроме того, у нас осталось незаконченное дело.
– Ты трижды была помолвлена. Я не хочу, чтобы ты подумала, будто я ставлю под сомнение твою способность доводить дело до конца, но я не мог не задуматься, не принадлежишь ли ты к числу людей, которые сбегают при первых трудностях.
Хлоя посмотрела на него.
– О, Мэтью, – нежно сказала она, – даже в самые худшие свои времена я всегда говорила «до свидания». – Она чуть улыбнулась. – Возможно, иногда на повышенных тонах. И как ты мог подумать, что я уехала? Ведь на этот раз все по-другому.
– Для меня – по-другому. Но я не был уверен, что по-другому для тебя.
– Тогда позволь мне тебе это показать, – предложила Хлоя и повела его в спальню.
– Сладкая моя, – сказал Мэтью. – Еще не раз я с радостью дам тебе меня связать, не исключено, что и я сделаю то же самое с тобой, но сейчас, если ты не возражаешь, мне бы очень хотелось наложить на тебя руки.
Хлоя ослабила веревку и через голову сняла с Мэтью аркан.
– Я тоже хочу, чтобы ты наложил на меня руки. Он привлек ее к себе и держал крепче, чем та веревка, которая не давала ему шевельнуть руками.
– Я ужасно по тебе скучал.
– И я тоже. Я люблю тебя. – Хлоя потерлась щекой о его грудь. – Ну вот, я это и сказала.
– Хорошо звучит, – одобрил Мэтью, с улыбкой глядя на нее сверху вниз. – Ну-ка повтори!
И она повторила. Они с жадностью стали целовать друг друга.
Она была невероятно сладкой на вкус, именно такой, как ему нравилось, И когда она прижалась к нему всем телом, извиваясь так, что пуговицы со стразами больно впились в его кожу, он понял, что Хлод скучала по нему так же сильно, как и он по ней.
– Мне надо тебя раздеть. Немедленно! – хрипло проговорил Мэтью.
– Но это очень дорогой наряд. – Хлоя надула губки, но за этой гримасой, как ослиные уши, проглядывало нестерпимое желание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87