О чем бы я ни думала, возникали только одни пугающие вопросы. Я была насквозь пронизана страхом.
Когда в мою дверь кто-то постучал, я в отчаянии задрожала. Моя комната находилась в удаленной части дома. Из нее можно было убежать только по узкой лестнице, где, конечно же, кто бы он ни был, и стоял мой гость. Стук повторился, и затем раздался голос Гэвина.
— Аманда, вы здесь?
Я почувствовала бесконечное облегчение и бросилась к двери. Меня не удержало то, что он недоволен мной, что он не доверяет мне, я просто кинулась к нему, дрожа при этом так, что стучали зубы.
Он держал меня спокойно, но мне было достаточно того, что он обнимает меня и что я люблю его, пусть безнадежно. Во всяком случае, он не причинит мне никакого вреда. Он не замешан во все эти дела.
Его тепло и спокойствие подействовали благотворно, я перестала дрожать. И тут я поняла, что его руки просто поддерживают меня и что это я продолжаю его обнимать. Я отошла от него, все еще сильно напуганная, но самообладание уже возвращалось ко мне.
— Я… я извиняюсь, — запинаясь, произнесла я. — Я просто в какой-то момент сильно испугалась.
— Я знаю, — его голос звучал очень по-доброму. — Кларита рассказала мне о том, что случилось с вами в магазине. Я пришел узнать, как вы себя чувствуете.
— Она… она дала мне несколько таблеток снотворного, но я не хочу их принимать. Я боюсь заснуть. Взгляните!
Я протянула ему фигурку, и мне показалось, что глаза его потемнели, когда он увидел фетиш.
— Он был в моей постели, — быстро продолжала я. — Т уда кто-то положил эту гробовую фигуру.
Его спокойствие слегка дрогнуло, когда он взял у меня фигурку.
— Элеанора, — сказал он. — Она любит подобные игры. Боюсь, что и в ней, и в Хуане есть жестокость. Но, вероятнее всего, ничего серьезного Элеанора не предпримет.
Я не была в этом уверена. Я отошла от него к окну и выглянула во двор. Яркая луна освещала пустой двор. Одинокая лампочка горела в доме Стюартов. И кто-то планировал серьезные шаги. Только я не знала, кто.
— Я не знаю, что делать, — сказала я.
Он уклонился от прямого ответа:
— Еще не так поздно. Накиньте пальто и пойдемте со мной. Я покатаю вас на машине, и это даст вам возможность заснуть без таблеток.
Я отвернулась от окна с чувством беспричинной радости. В эту ночь все мои чувства были до крайности обострены. Конечно, я с большим наслаждением поеду с ним куда угодно.
Пока я завязывала шарф и надевала пальто, Гэ-вин подошел к окну, где подсыхала моя картина.
— Можно? — спросил он и вытащил ее.
Я просто окаменела с пальто и вешалкой в руках. Эмоции меня уже просто захлестнули: я бы не вынесла, если бы ему не понравилось то, что я написала.
Он держал полотно обеими руками и разглядывал ослепительную картину с деревенской дорогой и застывшим жарким небом.
— Хорошо, — сказал он, и я смогла перевести дыхание. — Очень хорошо. Вам удалось как истинному художнику красками передать свои чувства. Надо показать это Хуану.
Он отложил картину в сторону и подошел подать мне пальто, но мне никак не удавалось попасть в рукава, потому что я была счастлива. Гэвину понравилась моя работа! Мне пришлось сделать усилие, чтобы взять себя в руки и не прыгать от радости, как ребенок. В тот момент существовал только этот момент. Я не была в состоянии о чем-либо думать, а тем более заглядывать вперед. Не хотела я думать и о прошлом. Мне было достаточно того, что я с ним, и мне было нечего больше просить.
Никто не видел, как мы спустились вниз и направились к гаражу. Я села на переднее сидение рядом с Гэвином, и он вывел машину прямо на узкую дорогу, где я рисовала картину, — правда, мне показалось, что с тех пор прошло уже сто лет.
— Сегодня полнолуние, — сказал он. — Я знаю, куда я вас отвезу.
Мы проехали по тихим улицам Санта-Фе и свернули на дорогу, которая вела в горы. Дорога петляла, и по ней можно было доехать до Сангре-де-Кристос. Огни машины разбивали темноту впереди, а луна освещала сосновый лес.
Гэвин хорошо знал дорогу и прекрасно вел машину. Совершенно расслабившись, я сидела рядом с ним, наслаждаясь ночным запахом соснового леса, который весь день согревало солнце. Оттого, что я была счастлива, мир казался все прекраснее и прекраснее. Если бы только эта поездка никогда не кончалась!
Пару раз Гэвин взглянул на меня так, как будто его очень удивляет мое настроение и он не может понять, куда подевались все мои страхи. Становилось все прохладнее, но холодный воздух только подбадривал меня. Когда мы выехали на открытое пространство, Гэвин затормозил и показал мне огни Санта-Фе, мерцавшие у нас под ногами, и вдали — холм — Лос-Аламос. Я вся погрузилась в эту неземную красоту. Мне страшно захотелось написать эту ночную картину — что-нибудь такое, чего я раньше никогда не рисовала. Гэвин же снова больше наблюдал за мной, чем за пейзажем.
Но он ничего не сказал, и через несколько минут мы отправились дальше. В расщелинах лежал снег, белый и сверкающий, с фиолетовыми тенями. Мы поднимались очень медленно, внезапно высокие деревья раздвинулись, и мы оказались на плато, прямо под снежными вершинами. Санта-Фе уже не было видно. Справа возвышалось какое-то темное здание, и можно было разглядеть подъемник, уходивший высоко в горы. Все застыло. Глубокая тишина окутывала вершины. Гэвин снова остановил машину, и мы вышли из нее, окунувшись в ночной холод. Чтобы не замерзли уши, я обвязала шарф вокруг головы.
Гэвин протянул мне руку, я взяла ее, и мы пошли на стоянку машин, которая использовалась во время лыжного сезона. Его рука была настолько же теплой, насколько моя холодной, и он даже остановился, чтобы растереть мне пальцы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99