Очень осторожно он развернул то, что было внутри, и взялся за рукоятку, забыв на время обо мне и полностью погрузившись в созерцание того, как свет играет на лезвии кинжала.
— Нет стали лучшей, чем из Толедо, — пробормотал он. — И рукоятка тоже из прекрасной стали. Я купил это сам много лет тому назад.
— Почему вы захотели, чтобы я принесла его вам? — настаивала я.
С внезапностью, которая меня очень удивила, он бросил кинжал на диван.
— Я не хочу лежать здесь, беззащитный и беспомощный. Но я велел тебе не открывать ящик, Аманда.
— Я не открывала его, — сказала я. — Это сделала Элеанора. И я рассказала ему, что она и Пол были в магазине, явно для того, чтобы вернуть вещи «Кающегося грешника» на место, и что я попыталась незамеченной выбраться наружу, когда внезапно меня ударили по голове.
После моего рассказа он долго молчал, не отрывая взгляда от противоположной стены. Когда он заговорил, на лице его отразилось отчаяние.
— Что мне делать? Где мне держать свое завещание? Кто из них сделал это, Аманда?
— Я не знаю, сделал ли это кто-то из них, — сказала я.
— Но кто еще мог быть в магазине? Аманда, у тебя уже нет выбора. Тебе небезопасно быть в этом доме.
— Потому что тот, кто убил мою мать, боится меня?
Он поперхнулся.
— Никто не убивал Дору. Она умерла по собственной воле. Застрелив Керка Ландерса.
— Вы верите в то, во что хотите верить! — вскричала я. — Ваше упрямство просто удивительно.
С болью в глазах он взглянул на меня, но когда я собралась продолжать, Кларита в сильном волнении ворвалась в комнату. Она снова была в черном, единственным ее украшением была золотая сережка, висевшая в одном ухе.
— Что это, Аманда? Мой отец сказал мне о том, как глупо с его стороны было посылать тебя в магазин с поручением в столь поздний час. И вот тебе опять причинили боль. И я полагаю, ты пришла к нему выплакаться!
— Достаточно, — резко сказал Хуан. — Я хочу знать все, что происходит. У вас от меня не должно быть никаких секретов.
— Не пора ли вам обратиться в полицию? — спросила я.
Оба, и Хуан, и Кларита, при этих словах запротестовали.
— Я не хочу, чтобы о наших несчастьях писалось в газетах, — убеждая меня, сказал Хуан. — Мы уже прошли через это.
Кларита, соглашаясь с ним, наклонила голову.
— Пойдем со мной, Аманда, и я при хорошем свете посмотрю твой синяк. Твою рану необходимо промыть и, возможно, перевязать.
— Иди с ней, — сказал Хуан. — Мы поговорим еще с тобой завтра до того, как ты отправишься домой.
— Именно отныне это — мой дом, негостеприимный, каким он и хочет казаться, — сказала я и вышла вслед за Кларитой.
Она провела меня в ванную комнату и открыла аптечку: она не могла сдержать раздражения. Доставая лекарства и осматривая мой затылок, она почти кричала в гневе:
— Почему ты попадаешь туда, где тебе не следует быть? Почему везде с тобой что-то происходит? Тебя убьют, если ты будешь продолжать в том же духе. Ты должна внимательно следить за моим отцом и уехать из Санта-Фе завтра же.
— Кто же все-таки хочет убить меня, тетя Кларита? — мягко спросила я.
Грубым движением она приклеила пластырь к ране, и, должно быть, от подобного прикосновения лопнула кожа.
— Не задавай вопросов. Закрой глаза. Заткни уши. Не шевелись, пока не уедешь.
— Что вы сделали со страницами из дневника, тетя Кларита?
И опять она грубо ткнула меня в голову.
— Не знаю, о чем ты говоришь. Стой спокойно. Я должна зафиксировать повязку.
Я отстранилась от нее, совершенно не желая иметь забинтованную голову: рана совсем небольшая.
Она снова дала волю раздражению, но все-таки спросила:
— Он сказал мне, что послал тебя в магазин. Что он просил ему принести?
— Вам лучше спросить об этом у него, — сказала я. — Или у Элеаноры. Она знает.
Кларита слегка подтолкнула меня к выходу.
— Элеанора ошибается. А сейчас пора спать. Я дам тебе кое-что, чтобы ты скорее заснула.
— Возможно, мне лучше не спать, — сказала я, хотя и взяла у нее таблетки.
— Как хочешь, — сказала она.
Я направилась к двери и оставила ее убирать бутылочки и бинты, но в дверях снова к ней повернулась.
— Тетя Кларита, где вы потеряли золотую сережку?
Она подняла руки к ушам, и я поняла, что она не заметила, что потеряла одну из сережек.
— Я уже начала раздеваться, — сказала она. — Я не выходила из дома, так что, несомненно, она на моем туалетном столике.
— Несомненно, — сказала я и вышла из комнаты, а на лице ее появилось такое выражение, которое мне совсем не понравилось.
Таблетки, которые она дала мне, я отнесла в свою комнату, но не стала глотать их. Ложиться еще не хотелось. Чувство подсказывало мне, что не следует приглушать разум какими-то лекарствами. Мне необходимо быть начеку, иначе со мной может еще что-нибудь случиться. Хотя, возможно, теперь я в безопасности. Вероятнее всего, никто не будет нападать на меня в этой комнате.
Я подошла к кровати, чтобы откинуть покрывало, и рука моя застыла в воздухе. На подушке лежал фетиш. Это был тот же самый фетиш, который я уже обнаружила однажды и который забрала Элеанора, чтобы вернуть на выставку в магазин. Все было таким же — маленький, тяжелый камень с едва заметными ногами и головой крота, капли крови, перевязанный наконечник стрелы и бирюзовые бусы. Теперь я знала, что не сплю.
Это было уже слишком. Это оказалось последней каплей и испугало меня не меньше, чем кнут и удар по голове. Это значило, что тот, кто угрожает мне, не оставит меня в покое ни на минуту. Охотник идет прямо за мной и хочет запугать меня до смерти.
Я металась по комнате, держа в руках этот уродливый камешек, и ничего не могла сообразить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99