Ни пальто его не волновало, ни собственная любовница, ничего.
Ташка тогда расстроилась. Нахамила даже красавчику.
Если честно, Алена расстроилась тоже. Какая-то общая жизненная несправедливость поразила в самое сердце. И почему пригожие богатыри с синими печальными глазами достаются фифам? И пальто тоже им.
Впрочем, она утешилась, вспомнив мамины пророчества, и фильмы, и книжки, и даже истории приятельниц, где пригожие богатыри — сплошь негодяи и обманщики. А пальто… Пальто она обязательно купит когда-нибудь, и в Париж поедет, и будет сидеть в кафе и ждать… богатыря. Пусть вовсе даже не красивого!.. Но, конечно, хорошо бы, если бы у него оказались синие печальные глаза. И печаль бы уходила каждый раз, когда он смотрел на Алену.
А она бы смотрела на него. Не отрываясь.
— Что вы так на меня смотрите? — услышала она и отшатнулась, вжавшись в спинку дивана.
Кирилл Иванович Панин с испуганным выражением лица сидел напротив и напряженно размешивал сахар в чашке.
— Берите кофе, — велел он.
Алена взяла, хотя сильно опасалась, что не удержит сейчас даже листка бумаги.
— Итак, какое у вас ко мне дело? — откашлявшись, спросил он, глядя в чашку.
Она тоже закашлялась. Он тотчас взглянул на нее снова, и Алена кашлять перестала, схватившись рукой за горло. Шарф царапнул кожу. Странно, шарф был мягким и очень тонким, и никогда раньше…
Впрочем, сегодня постоянно происходят вещи, которые никогда раньше не происходили.
Вот, например, она смотрит на красивого мужчину с синими — по-настоящему синими, васильковыми! — глазами, и никакие прежние убеждения, что все красивые мужики оказываются мерзавцами, не имеют силы. Ну, вообще не имеют!
Так ей нравится на него смотреть!
Не иначе, как свихнулась она все-таки на почве расследований и преследований.
Как же начать разговор-то?
Может, напомнить ему, что они уже почти знакомы? Глядишь, дело пойдет веселей.
Куда уж веселей?! Обхохочешься просто!
— Понимаете, — произнесла Алена осторожно, вернув чашку с кофе на столик, — я пришла по поводу мужа. Он работает у вас.
Она помолчала, ожидая, не задаст ли синеокий красавец какой-нибудь наводящий вопрос. Но тот сидел молча, внезапно поскучнев.
— Мне сегодня звонили и угрожали! — выдохнула Алена с силой. — Сказали, что он должен явиться на работу, иначе… Иначе…
Она резко встала и шлепнула ладошкой по столу, нависнув над Паниным.
— Вы должны разобраться с этим! Вы его начальник, а мне некуда больше пойти! У меня дочь, понимаете?
Тут ее заколотило. Всю сразу — с головы до пят. И этот колотун мешал выговаривать слова четко и внятно.
Она все же продолжала бормотать, и собственный голос показался ей далеким, очень тихим, и кашель вдруг напал, и в горле скрутилось спиралью раздражение на саму себя, недотепу и трусиху.
Чужое, синеглазое лицо качалось перед ней, и за пеленой слез было не разобрать его выражения. Да и какая разница? Главное, чтобы выслушал. Выслушал и помог.
Она с силой провела ладонями по щекам, сглотнула рыдания, но внутри все еще было ознобно, а вокруг — туманно и страшно запутанно. Внезапно она поняла, что рассказывает о том, как Ташка любит валяться на кровати и горланить песни.
— Я… Извините, — перебила сама себя Алена, нетерпеливо утирая бесконечные слезы, и вскрикнула беспомощно: — Они все про Ташку знают, понимаете?! Они сказали, что ее… что ей…
Голова качнулась вдруг в сторону, потом в другую, и Алена увидела очень близко синее море, и поняла, что он стоит, облокотившись одной рукой на стол, а другой отвешивает ей пощечины.
— Хватит! Тихо! Ну, тихо!
Той самой рукой он выдвинул ее из-за стола и пихнул в кресло, с которого только что спрыгнул.
— Выпейте.
Под носом у нее оказалась бутылка воды.
— Ах, да. Погодите-ка.
Он стал отворачивать крышку, а она все не поддавалась, и тогда Кирилл Иванович Панин вцепился в нее зубами, дернул, поднажал, половину пролил на свой шикарный свитер, а оставшееся отдал Алене.
Она машинально промокнула его свитер своим шарфом.
Потом приложила бутылку к щеке.
— Извините, — сказал Панин, — вы так визжали, а я не знал, как вас успокоить. Попейте водички, а?
— Хорошо, — кивнула она и забулькала.
* * *
Очень странная была дамочка, очень. В свете последних событий, пожалуй, стоит с ней переговорить немедля. Вдруг в кафе рядом с офисом она оказалась не случайно? И эти очки. И шарф, закрывающий половину физиономии. И нервный румянец.
Очень подозрительно.
Когда она устроилась на его диване и отпила кофе, Кирилл впервые увидел ее лицо целиком. Губы у дамочки дрожали, и подбородок тоже трясся.
Пьянчужка, такая же, как он сам, решил Кирилл с мрачной ухмылкой.
Рыжие брови щеточкой, наивные светлые ресницы, веснушки на длинном носу в этот образ не укладывались. Ну, значит, ошибся. С кем не бывает. Но девица странная, это факт. И потом, кажется, он где-то ее видел. Не в кафе, а еще раньше. Следила она за ним, что ли?
При ближайшем рассмотрении оказалось, что эта шпионка никак не могла быть им соблазненной, как он воображал в кафе. Кирилл не стал бы ее соблазнять, вот и все.
С такой внешностью надо идти не в шпионки, а в учительницы. Скромненько и со вкусом. Очень, очень скучно. До зевоты. И шарфик-то скучный, и лицо унылое, и взгляд как у старушки, упустившей последнюю электричку в город. Теперь добираться пешком — и тяжело, и страшно, а надо!..
Когда она заговорила о муже, Кирилл окончательно занавесился равнодушной учтивостью и смотрел на нее только из любопытства.
Не шпионка, не лазутчица. Да и в кафе оказалась случайно.
А нервная, дрожащая поза все из-за того же мужа. Проза жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86