Утром надо умываться и чистить зубы.
— Между прочим, я знаю, что у вас каникулы, — заявила Юлька, — так что никакие возражения не принимаются.
— Ты о чем это? — спросила Алена, хотя ей было все равно.
Юлька на том конце провода насторожилась, но виду не подала.
— Я вас хочу! В смысле видеть! Мы второй этаж закончили, Влад горку поставил, говорит, надо опробовать. И вообще, я пирогов напекла на целую роту! И нечего вам в городе сидеть, пока каникулы! А Балашова на работу Влад может отвозить.
Алена с трудом соображала, о чем говорит подруга. Только последняя фраза и отложилась в голове.
— Балашова никуда отвозить не придется. Он теперь сам по себе.
— Поругались? То-то я слышу, голос у тебя того… печальный. Вам просто отдохнуть друг от друга надо, вот и все. Собирайся давай, мы сейчас приедем.
И решительная Юлька нажала отбой.
Куда собираться? Зачем? Кто приедет?
Алена не стала думать. Она вспомнила, что по утрам правилами установлено умываться, чистить зубы, делать зарядку и есть обезжиренный творог.
Хорошо, когда точно известно, что надо делать.
Ташка еще не встала, когда прогремел звонок в дверь и в прихожую ворвался тайфун.
— Ну, что? У меня пироги остывают! Фу, зачем ты эту гадость жрешь? Аппетит, блин, только перебила! Где Ташка?
Пока Юлька металась по квартире, расталкивая сонную Наташку, разыскивая Аленины джинсы и безостановочно тарахтя, Алена сидела в пижаме за кухонным столом и жевала творог.
Действительно, гадость.
Как это Юлька догадалась?
Как она догадалась приехать именно сейчас, когда сегодняшний день так пугает, а завтрашний — не нужен совсем?!
У Юльки с Владом они прожили целую неделю, и временами Алена думала, что это похоже на бегство.
— У нас в салоне ремонт затеяли, — объявила Юлька, — так что на несколько дней я свободная женщина! Это надо отметить!
И они отмечали. Алена несколько раз пыталась воспротивиться, но сил у нее практически не было, да и остановить подругу, которая решила устроить праздник каждый день, не представлялось возможным. Юлькино представление о празднике было весьма экзотичным. С раннего утра она волокла Алену с Ташкой на пробежку во двор. Влад потешался, глядя на них из окна, и демонстративно откусывал здоровенный кусок пирога, и громко прихлебывал ароматный чаек. Волей-неволей тянуло позавтракать. Наскакавшись вокруг яблонь, Алена неслась на кухню, будто там ожидала ее последняя спасательная шлюпка на «Титанике».
Днем у Юльки были намечены культпоходы.
— Пока есть время, надо просвещаться! — грозно сдвигала она брови, едва заслушав слабые возражения подруги. — И ребенку на пользу пойдет! — добавляла последний убийственный аргумент.
Ребенок прятался на чердаке, не желая просвещаться. Но после парочки таких походов перестал. Культурно обогащаться Юлька предполагала никак не в Драматическом театре или в галерее Савицкого. И даже в Музей одной картины вести Алену с Ташкой не собиралась.
Все было намного проще. И интереснее.
Набрав бутербродов, они забивались в пригородный автобус и ехали куда глаза глядят. И глаза глядели, глядели, и наглядеться не могли. Алена, конечно, знала, что край родной богат всяческими красотами, и на экскурсии ездила, как все в пятом классе и еще, кажется, в девятом. Или в шестом тоже?
Когда кажется…
Голова становилось пустой и легкой, когда на горизонте вставали плотные леса, а перед ними лежал простор коротко стриженных полей, золотые травы, прижатые к земле, паутинки дорог, развалины монастырей, воскрешенные церкви, бревенчатые избы, откуда валил дым и доносился визг пилы, лениво бредущая корова в веселеньких пятнах по бокам, широкие звонкие ручьи, срывающиеся с холмов. И не было больше ничего на свете. Только это приволье, взволнованное осенними ветрами.
Алена думала, что не любит осень.
Что она знала об осени?
И что она знает о себе?
Была уверена, что все. Ведь давным-давно сделана работа над ошибками — кропотливо, очень-очень старательно, с высунутым языком и капельками пота на висках. Все учтено, законспектировано, разложено по полочкам.
Правда, оставались еще мечты.
Она старалась запихнуть их подальше, но они норовили вылезти на первый план, хватали ее за руки, пихали в спину, подгоняя и сбивая с намеченного пути.
Вкрадчивым шепотом осенней листвы и густого дождя, воспоминаниями о том, чего не было, случайной упоительно нежной мелодией они предлагали другой, совсем другой путь. Вдоль набережной Сены в белом пальто. В то кафе, где можно дождаться чуда.
А ей было до тридцати лет уже всего-ничего, и она не верила в чудеса.
Оказалось, правильно делала.
Какие еще чудеса, если она не нужна собственному мужу?! Любимому мужу, вот как.
Нельзя, нельзя об этом думать! Она умеет забывать, разве нет?
Она будет есть Юлькины пироги, дышать осенью, смотреть на горизонт, где рыжеют холмы, и все само собой пройдет.
Вечерами топили баню — маленькую, старенькую настоящую баню, привалившуюся боком к забору между Юлькиным двором и соседским.
Ташка фыркала и визжала, убегая от Юльки с веником. Алена сидела на раскаленной лавке, закрыв глаза. Пожалуй, она могла бы просидеть так всю жизнь. Но в дверь начинал долбиться Влад, и Юлька спохватывалась, орала, что так долго париться нельзя, и пироги, должно быть, сгорели давным-давно, и самовар поспел, хотя, конечно, вовсе не самовар это был, а обыкновенный чайник. Они выползали, рассаживались за столом, пили чай из обыкновенного чайника с необыкновенными пирогами, и все казалось не так уж страшно.
Если кажется, нужно что? Вот то-то и оно.
И все-таки она иногда забывала, что рано или поздно придется возвращаться и привыкать к двум тарелкам на столе, к пустым полкам в шкафу, к свободному пространству в постели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86