Дженни вздохнула и прижалась к нему.
Течение времени сказалось на Генри. Морщин на лице стало больше, чем на утренней неприбранной постели. Ходил он прихрамывая — одна лошадь оставила на нем свой «автограф». Но по характеру по-прежнему был добросердечен и верен.
— Все парни шлют Ченсу пожелания скорейшего выздоровления, — сказал Генри.
Дженни кивнула и опустилась в расшатанное кресло. Откинувшись на спинку, сделала большой глоток кофе. Он был еще горячим, но девушка выпила все до последней капли.
— Они очень переживают, что Ченс пострадал, — продолжил Генри, — будто чувствуют себя виноватыми.
Но я сказал им, что тут никто не виноват, только тот сопляк несчастный. Просто так случилось.
Обычно немногословный Генри сейчас изливал поток красноречия.
Дженни взглянула ему в лицо. Изо всех сил сжала пустую чашку и с трудом проглотила очередной комок, подкативший к горлу.
— Ничего бы не случилось, если бы я не позволяла Маркусу устраивать в доме эти идиотские парады. Я поступала так потому, что думала, будто Ченс… — Голос опять пресекся. — Если в этом есть чья-то вина, то только моя. — Губы ее задрожали, она прикусила их, чтобы не разрыдаться в голос.
— Это не правда, дорогая, — ответил Генри. Похлопав ее по колену, он устроился рядом в кресле. — А кроме того, Ченс не думал об этом. Он действовал автоматически. Не мог стоять и смотреть, как этот жеребец топчет тебя. Ты же знаешь, как он к тебе относится.
— В том-то и дело, — спокойно и тихо возразила Дженни, — я не знаю, как он ко мне относится. Со дня моего шестнадцатилетия он держится на расстоянии вытянутой руки, будто я заразная. Но я-то знаю, как к нему отношусь, — шепотом продолжила Дженни. — Мне остается только молиться и надеяться, что сумею доказать это… Если не удастся…
Пластмассовая чашка, которую она до сих пор сжимала в ладони, треснула и раскололась на части. Поглядев на осколки, девушка вздохнула и принялась подбирать их с пола. В этот момент появился Маркус.
Стремительно поднявшись, она побежала навстречу.
Маркус сбивчиво принялся сообщать ей новости:
— Ему лучше. Устойчивые признаки жизни, так они это называют.
Дженни ринулась в коридор, чтобы лично убедиться в этом, но он грубо схватил ее за руку. Увидев в ее глазах слезы, Маркус отпустил руку, пожалев о своем резком движении.
— Тебе не следует его сейчас видеть. А кроме того, девочка, ты сама выглядишь как черт знает что. Тебе надо…
— Домой я не поеду. Я не оставлю его. — Последние слова Маркус едва расслышал, потому что она закрыла лицо руками, пряча слезы. — Я не могу.
— Ну что ты, у меня и в мыслях этого не было, откликнулся Маркус. — Вот, держи! — Он протянул ей две связки ключей. — Я снял для тебя номер в мотеле через дорогу, там — чемодан с чистой одеждой, твоя машина припаркована на стоянке.
Маркус вздохнул, внезапно засмущавшись, потому что дочь порывисто обняла его за шею.
— Спасибо, Маркус, — прошептала она, потом отстранилась, смущенная не меньше, чем он, внезапным порывом чувств. Столь искренние эмоции были несвойственны им при общении, но в данный момент это произошло непроизвольно.
Дженни взглянула на пластиковую бирку ключа от номера мотеля и двинулась из холла к выходу.
Маркус и Генри с болью смотрели ей вслед. Но боль у каждого была своя. Генри Томас любил ее как дочь…
А для Маркуса Тайлера она была дочерью, которую он не умел любить.
В городской больнице Тайлера Дженни стала своим человеком.
— Как он чувствует себя сегодня? — спрашивала она, подходя утром к регистраторше отделения интенсивной терапии.
— По-прежнему, — отвечала сестра. — С каждым днем он выглядит немного лучше и уже может дышать самостоятельно. Шрамы от операции заживают благополучно. К счастью, нет мокроты в легких. Вы знаете, она часто появляется при сильных повреждениях, когда пациент остается недвижим!
Дженни кивала. Она уже слышала об этом раньше.
— Что еще?
— Больше ничего… В сознание до сих пор не приходил. — Почувствовав, что пора сказать что-нибудь ободряющее, сестра добавила:
— С такой травмой головы, как у него, это обычное дело. Но каждый день, когда мы переставляем иглы, я жду, что он в любой момент откроет глаза и спросит, что мы с ним делаем.
— Я тоже этого жду, — ответила Дженни, после чего поспешила к постели Ченса. Она не хотела терять ни секунды из того драгоценного времени, что было ей отведено на посещение.
— Привет, мистер, — прошептала девушка и легонько коснулась губами его колючей щеки. — Прошу прощения, но тебе пора побриться.
Она разговаривала с ним обычным голосом, так, как привыкла делать это с первого дня после несчастного случая. Дженни убедила себя, что Ченс может ее услышать и как-то сообщит об этом, если будет в состоянии вытерпеть боль. Потом, как обычно во время каждого своего посещения, взяла в руки его безжизненную ладонь и принялась осторожно гладить и массировать каждый палец, стараясь не задеть иголки, воткнутые в вены.
Она рассказывала о Генри, о ранчо… о смешном неуклюжем жеребенке, который пытается гоняться за старым котом, живущим в амбаре… Обо всем, что приходило в голову. И эти разговоры, поглаживания, массаж, прикосновения были направлены на то, чтобы он, хотя бы на подсознательном уровне, понимал, что Дженни с ним рядом.
Вся ее жизнь зависела от этого человека. Он был для нее всем. Девушка не представляла своего будущего без любимого. Ченс должен поправиться! И они будут вместе.
Только одного Дженни не могла объяснить — почему он не позволил подарить то, что принадлежало только ему.
«Почему, Ченс? — думала она. — Почему ты держал меня на расстоянии вытянутой руки?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96