Ее взгляд скользил по плечам мужчины, по изгибу перистого листа пальмы, устремлялся в бездонно сапфировое небо над его головой — и только избегал его лица. Пусть Рекс не придал значения тому, что случилось в конце их ночного бдения, зато Джой ничего не забыла. Она не могла забыть этого нового Рекса, который доставал носовой платок и вытирал ее мокрые ресницы, бормоча ласково и доверительно «дорогая», и — все, что было потом…
Снизу доносился звук не заглушаемого ничем сопрано, выводящего рефрен вальса:
Это было всего лишь мгновенье безумства,
Это был лишь простой поцелуй…
Невозможно было не заслушаться голосом французской поварихи — голосом чистым, сладкозвучным, веселым, как звон цикады на холме. Невозможно было не ловить эти глупые, слащавые слова о любви, о поцелуях или о том и другом одновременно.
— Я еще раз поговорю с Мелани, — поспешно начала Джой. — Она забывается.
— Я ничего не имею против. Пусть поет, если ей так уж необходимо.
Мелани перешла к любимой песенке Мери:
Счастливым каждый хочет быть,
и я хочу, друг мой,
но счастье можем мы добыть
лишь вдвоем с тобой.
Хозяин дома отвернулся. Джой заподозрила, что он хочет скрыть широкую ухмылку.
Внезапно наступила тишина. Чары развеялись…
— Должно быть, Мери пришла на кухню, — заметила Джой, — сказать: «Non chantey, Мелани!»
— Жаль. Ей бы петь в опере с таким голосом, — откликнулся Рекс, засмеявшись. — Так куда ты собираешься, Джой?
Джой ответила, и он согласился, что аквариум стоит посетить.
— Говорят, вода поступает в него прямо из моря, здесь разработаны наилучшие методы содержания различных морских животных, — произнося все это, он оставался холодным, как любое из подводных существ… совершенно спокойные глубоко посаженные голубые глаза, но каждый, кто дал бы себе труд заглянуть в них, мог бы увидеть искорки веселого вызова: «Ну? Поиграем?» Его обычная оживленная, спокойная манера не могла разуверить Джой в том, что между ними что-то произошло. Она снова и снова вспоминала, как «rien qu`un moment» прошлой ночью этот человек был совершенно другим.
4
Рекс знал это.
Рекс хотел, чтобы она вспомнила то мгновение, когда задремала на его плече.
Рекс заметил, что взгляд ее дрогнул, потеплел и она непроизвольно слегка прикусила мягкую розовую нижнюю губку.
«Прекрасно, — подумал Рекс, находя чрезвычайно соблазнительным ее близящееся пробуждение. И позволил своим глазам сказать ей это, принимая от нее кофейную чашечку. — Я не буду торопить ее».
Он знал, если сейчас взять так называемую новобрачную за плечи и сказать что-нибудь типа: «Послушай, Джой. Скажу без обиняков: я хочу изменить наши дурацкие отношения. Как ты думаешь, могла бы ты принадлежать мне полностью? Со всей искренностью? Как жена?» — то она была бы гораздо менее смущена.
Но говорили только его глаза. Что же они говорили? Джой Траверс женским чутьем улавливала это, однако не была вполне уверена в том, что правильно расшифровывает эти «моя прелесть», эти «взгляни на меня» и это озорное «уверен, ты будешь любить меня чуточку больше, чем прежде».
Словно электрические заряды пронизывали солнечный воздух вокруг мужчины и девушки.
Джой ожидала чего-то еще, каких-то слов, намеков, чего-то волнующего и невыразимого. С видом беззаботным и вполне защищенным…
— Хорошо, тогда мы поехали. Вернемся рано. Ты не забыл, что вечером придут старые друзья твоей матери из «Пансиона Роз»?
— Я помню.
Его отнюдь не радовала перспектива посвятить вечер этим своим знакомым. Но ведь будет много других вечеров, которые он проведет с Джой…
Какой-то древний философ заметил по поводу женщин равнодушных или оказывающих сопротивление, что чувства женщины не имеют значения: ведь мужчина не требует от вина, маслин и меда, чтобы они разделили с ним радость их вкушения. И красота женщины дает наслаждение, подобное наслаждению вином, маслинами, медом… Эта философия, которую, по-видимому, разделяют некоторые современные писатели, не нашла бы отклика у Рекса Траверса, к счастью для той, которую он стремился сделать своей.
— В таком случае, обед в восемь. До свидания, — проговорила она, не поднимая глаз.
Рекс, напротив, не сводя с нее глаз (ведь это в конце концов просто вежливость — смотреть на человека, с которым беседуешь), ответил:
— До свидания, надеюсь, тебе будет весело.
В юности Траверсу ничто человеческое не было чуждо. Он не пропускал ни одного скандала после футбольного матча, был готов облачиться в карнавальный костюм Пьеро и орать разухабистым баритоном на буйной пирушке: «Пустите меня к девочкам!» Тогда он был не прочь пофлиртовать с каждой парой ярких глаз. И теперь вдруг в нем проснулся тот беззаботный озорной студент, каким он был перед войной.
— Передай мой горячий привет рыбкам, Джой! На секунду их взгляды встретились.
— О… э. Ты что-то сказал?
— Я сказал всего лишь «передай привет рыбкам».
— Да, непременно.
Если бы она продолжала смотреть на него, она бы увидела, как сузились его голубые глаза, а рот тронула улыбка в ответ на ее слова в стиле «исполнительного секретаря», но в новой манере:
— Передай привет твоим пациентам!
— Спасибо, передам.
— Джой! — раздался нетерпеливый пронзительный крик Персиваля Артура. Он уже дважды звал ее. — Что ты там делаешь?
— Иду!
Она сделала два быстрых шага, но словно невидимая рука заставила ее обернуться к балкону. Джой не могла понять отчего.
Возможно, лишь последняя секретарша Рекса Траверса (та, что покачивала бедрами, говорила воркующим голосом и находила, что доктор «о-о, так мил! Такой притягательный мужчина») смогла бы понять!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101