Что касается мальчиков, то нельзя сказать, чтобы они были такими же никудышными. Ведь Тесс выбрала Смитовский колледж именно потому, что Питер Хобарт учился в Амхерстском колледже, расположенном по соседству. Откуда ей было знать, что в тот год Питер будет учиться за границей, в Женеве? Отец сообщил ей об этом уже летом, когда вернулся из поездки в Сингапур. Кстати, там он открыл еще один филиал текстильной компании «Хобарт», чтобы заработать еще больше денег для себя и семьи Питера, хотя и без того у них их было невпроворот. Предполагалось, что новая фабрика будет выпускать комбинезоны из синтетической ткани, которые сейчас были в моде, и при этом из дешевого сырья и с помощью еще более дешевых рабочих рук.
Отец забыл сказать Тесс, что Питер едет в Женеву изучать бизнес. В этом не было ничего удивительного, потому что в семье Джозефа Ричардса его жена, а не он, ведала сердечными и душевными делами. Что же касается самого Джозефа Ричардса, то всю свою страсть он отдавал работе и еще акварелям, которые писал в своей студии. Молодой Питер Хобарт не вызывал у него особого интереса. Тесс видела Питера всего два-три раза в году, когда отец брал ее с собой в Нью-Йорк или когда Питер приезжал с матерью в Сан-Франциско. Тесс познакомилась с Питером пять лет назад, когда ей было тринадцать, и мать тут же объявила ей, что именно за него Тесс выйдет замуж. Никто другой ее не достоин.
И вот теперь Питер где-то далеко, в тысячах миль отсюда. Одно хорошо: ей не придется носить ужасные комбинезоны из синтетики, которыми мать набила ее чемоданы, или подкрашивать ресницы тушью «соболиный мех», которая, по словам матери, «так прекрасно оттеняет глубину ее карих глаз».
Карие глаза. Господи, разве можно понять что-нибудь из этого названия, когда в одно мгновение они зеленые, а в следующее уже темные, ореховые. Совсем как и ее неопределенного цвета волосы: слишком темные для блондинки и слишком светлые для брюнетки. Одним словом, нечто среднее и непонятное. Среднее, серое, расплывчатое. Тесс вспомнила слова одного из американских президентов о том, что люди существуют в «серых сумерках серости». Не была ли ее судьба уже предопределена цветом ее глаз и волос?
Тесс закрыла книгу и повернулась на спину. Дом сотрясался от песни «Ухвати тигра за хвост», а Тесс спрашивала себя, есть ли среди девушек хотя бы одна, что интересуется оттенками цветов и знает их названия или пытается разгадать свою карму. Наверное, таких нет. Их притягивали более прозаические вещи, к примеру, День отдыха.
Тесс зажмурила карие глаза и пришла к выводу, что всякий компромисс напрасен. Как бы ни были довольны родители, Тесс была чуждым элементом в Смитовском колледже.
Она вздохнула, потянулась к телефону у кровати и по кредитной карточке позвонила в Сан-Франциско. Трубку взяла мать.
– Милочка! – на высокой ноте прокричала она. – Я ждала твоего звонка. Как дела? Как тебе там нравится? Ты, конечно, в восторге!
Тесс крепко сжала трубку.
– Ты угадала, мама, – сказала она и представила себе мать с ее постоянным кипучим энтузиазмом и твердой верой в то, что дочь Джозефа и Салли Ричардс была уникальным ребенком, ниспосланным им небесами и осветившим новым светом их жизнь. – Здесь просто замечательно, – сказала Тесс и снова изо всех сил зажмурилась, потом подняла руку и пощупала пальцем две глубокие морщины у себя на лбу – свидетельство душевных мук, которые, по словам матери, «слишком рано наложили на нее свой отпечаток».
– Что там у вас за шум?
– Все требуют побыстрей назначить День отдыха.
Миссис Ричардс весело расхохоталась.
– Не рановато ли? – удивилась она. – Скажи мне, как отреагировала ваш ректор. Конечно, вы все ходили ее упрашивать. И чем же все кончилось?
Тесс накручивала на палец телефонный шнур. Она знала, что мать мечтала вместе с дочерью снова пережить чудесные мгновения своей молодости, как, впрочем, и все бывшие студентки Смитовского колледжа. Именно поэтому Салли Ричардс и отправила дочь в этот колледж, это было естественно и не требовало обсуждения.
– Ректор посмеялась над нами, – ответила Тесс так, как и ожидала мать.
Тесс не имела ни малейшего представления о подлинной реакции ректора, но она наслушалась достаточно историй о Дне отдыха и «красотках в квадрате», чтобы знать, чего требовала от ректора традиция.
– Как прекрасно, – ворковала мать, – что некоторые вещи никогда не меняются.
Мысли лихорадочно заметались в голове у Тесс. Мать страшно гордилась тем, что Тесс учится в Смитовском колледже. Гордилась, что ее слишком обыкновенное чадо было тем не менее не похоже на дочерей ее друзей, проводивших время в беготне по магазинам, сборе приданого или чтении журнала «Невеста». Невозможно было теперь огорчить мать, сказав ей, что она, Тесс, хочет оставить колледж и покинуть Нортгемптон навсегда или хотя бы до следующего учебного года, когда Питер возвратится в Амхерст и у нее появится причина здесь находиться. Нет, она не могла сейчас сказать матери, что, если бы не Питер и не планы матери относительно их будущего, Тесс предпочла бы вообще забыть о колледже и отправиться путешествовать по Европе. Но Тесс знала, что мать, как и Питер, осудит легкомысленное бродяжничество по молодежным турбазам. Люди их класса не ведут себя столь безответственно.
Тесс прижала пальцы к виску: у нее разболелась голова. Она смотрела на раскачивающееся на стене панно-макраме и гадала, как скоро оно сорвется и упадет на пол, не выдержав сотрясавшего дом грохота музыки.
– Знаешь, мама, у меня возникла небольшая проблема.
– Что такое, девочка?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130