— Он мне сам сказал. Назвал ее сукой и заметил, что она его терпеть не может.— Мне он этого никогда не говорил.— Естественно. Зачем ему давать тебе лишний козырь против отца?Сьюзен улыбнулась: надо же, Марк сообразил назвать так жену Лоренса. Ей это и в голову не пришло. Но улыбка тут же исчезла с ее лица: ей было неприятно слышать, что эта женщина не выносит Марка.Берт вернулся к теме разговора:— Я думаю, что ты должна принять решение, не считаясь с мнением Марка на этот счет. Поступай так, как подсказывает тебе сердце.Сьюзен швырнула остатки цветов в фонтан.— Оно мне пока ничего не подсказывает.Они помолчали.— Может, расскажешь мне все остальное? — наконец спросил Берт.— Что остальное?— Почему ты так боишься встретиться со своим старшим сыном?— С чего ты взял? Я ничего не боюсь.Берт не ответил.— Чего мне бояться?Сьюзен и сама почувствовала, что голос ее дрогнул.— Ты никогда не рассказывала мне о его отце.Боль вернулась. Было такое ощущение, словно в животе сидел, свернувшись клубочком, огромный спрут, а теперь он распрямился, и стало трудно дышать. Сьюзен пожалела, что выбросила цветы, — было чем занять руки.Она встала, подошла к фонтану.— Ты любила его?Сьюзен кивнула. Следовало бы, конечно, ответить, но она не была уверена, что если откроет рот, из него вылетит хоть один звук.— Он бросил тебя? Поэтому ты очутилась в пансионате для матерей-одиночек?Сьюзен покачала головой.— Он ничего не знал, — удалось выдавить ей из себя. — Я не говорила ему, что у меня будет ребенок. — Она обошла вокруг фонтана и вернулась к Берту. — Когда была война в Персидском заливе, не проходило дня, чтобы я не переживала за судьбу моего сына… Нашего с Дэвидом сына.Боялась, что его пошлют туда. Хотя, как бы я об этом узнала, не представляю.— Поэтому тебя было невозможно оторвать от телевизора? Только и делала, помнится, что смотрела новости Си-эн-эн.Берт был прав. Телевизор тогда как магнитом притягивал ее к себе. В колледже, когда у нее случалось окно, она садилась в учительской на оранжевый пластиковый стул, впившись взглядом в экран. Дома ужинала только перед телевизором, а по утрам, не успев принять душ, мчалась включать его.— Господи, с тех пор прошло всего три года, а кажется, пролетела целая жизнь!— Я и тогда любил тебя, ты же знаешь.Сьюзен села рядом с ним на скамейку.— Я тогда страшно хотела, чтобы Израиль победил, — заметила она. — Это моя историческая родина, если помнишь.— Ну как же, как же…Сьюзен, улыбнувшись, отвернулась от Берта.— Странно все-таки. Мне казалось, что стоит мне увидеть сына, я тут же узнаю его. — Она перевела взгляд на землю. — Наверное, думала, что он похож на Дэвида.— В военной форме?Сьюзен снова улыбнулась.— Мы с Дэвидом в свое время выступали против войны во Вьетнаме.— А вы принимали участие в большом марше мира в Вашингтоне в шестьдесят седьмом году?— Да.Берт расхохотался.— Что-то я тебя там не видел.Сьюзен на шутку не ответила — ей не хотелось переводить серьезный разговор в разряд легкомысленных.— Когда я поняла, что беременна, я бросила Дэвида.Замуж я тогда не собиралась. Хотя теперь-то понимаю, что от воспитания, которое вбивалось годами, никуда не денешься.— И ты никогда больше не видела Дэвида?— Никогда.Она не стала рассказывать Берту всего остального, просто не могла говорить о том, что Дэвид завербовался в армию и без вести пропал где-то на полях сражений. Никому не нужный ветеран уже полузабытой всеми войны… Она не стала рассказывать об этом Берту вовсе не потому, что боялась его реакции, нет, просто слова не шли с языка.— И ты никогда не переставала его любить, — заметил он.Это был не вопрос, а лишь констатация факта.— Думаю, да, — сказала Сьюзен, откидывая назад свою черную гриву. — Правда, были в моей жизни периоды, когда я редко о нем вспоминала. Ну, например, когда я вышла замуж за Лоренса и стремилась во что бы то ни стали быть добропорядочной еврейской женой.— Вот бы взглянуть на тебя в то время! — расхохотался Берт.— Или когда я впервые приехала в Вермонт, — продолжала Сьюзен, — полная решимости быть ни от кого не зависимой и всю свою жизнь посвятить лишь работе.— Ну а в остальное время?— Остальное время, похоже, Дэвид занимал, да и всегда будет занимать в моем сердце особое место. Ну, сам понимаешь, первая любовь и прочее… Я добивалась этого долгие годы.— Сьюзен, скажи, неужели все, что ты делаешь, всегда подчинено логике?— Что ты имеешь в виду? — нахмурилась Сьюзен.— Неужели ты никогда не делала что-то по велению сердца, по зову чувств?Сьюзен на секунду задумалась.— А как же! Делала. Когда ушла от Лоренса.— Это не то. Тогда у тебя не было выбора. Тебя приперли к стенке. Я имею в виду другое. Неужели ты никогда не любила просто так?Сьюзен пнула ногой оторванные лепестки.— Любила, — сказала она. — Раз в жизни.На обед Сьюзен приготовила пиццу с двойной порцией сыра — любимое блюдо Марка. Он ел молча. Об утренней перебранке не было сказано ни слова. Может быть, ему нужно время, чтобы все хорошенько обдумать. А может, оно нужно им обоим.— Какие у тебя планы на сегодняшний день? — поинтересовалась Сьюзен, наблюдая, как сын извлек из пиццы кусочек перца и отправил его в рот.— Никаких.— Неужели ничего не задали на дом?— Нет.— Жалеешь, что пропустил первые дни занятий?— Не-а. Ничего интересного не произошло, и потом, мне понравилось гостить у бабушки с дедушкой.— Они тоже были очень рады тебе. Ты для них очень много значишь.— Ага.— Еще положить пиццы?— Не-а. Скажи, моя школьная форма чистая?— Да, вчера постирала, она в твоей комнате.Какая она сегодня вежливая, усмехнулась Сьюзен про себя. В другой раз она ответила бы так:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141