Какой-то медик или биолог, я толком не поняла. Неудобно как-то одной идти. Пойдешь?
Оля прикинула. Мать сказала, что должна вернуться пораньше. Значит, была вероятность того, что придется идти с ней в магазин за продуктами или выбирать какую-нибудь новую кофточку. Кофточки были очередным пунктиком матери. Она не могла ходить в одном и том же больше двух дней. Кофточками у нее был завален весь шкаф. Каждый раз во время похода по магазинам мать пыталась навязать и Оле какую-нибудь обновку, но Оля, с удовольствием ходившая и летом и зимой в одном и том же черном джемпере и джинсах, на уговоры не поддавалась. Джинсы, правда, ей приходилось менять чаще, чем джемпер, они быстрее стирались между ногами. К остальной одежде, как, впрочем, и к еде, Оля была вполне равнодушна. Больше всего она почему-то любила картофельное пюре и могла его есть по три раза в день месяцами. Поэтому ходить по магазинам Оля терпеть не могла.
— А это далеко? — спросила она Ларису.
— Какая разница! — ответила та. — Нас довезут. Встретят около института. Значит, пойдешь?
— Угу.
— Ну, заметано! — обрадовалась подруга, и больше до конца занятий они к этому вопросу не возвращались.
6
Валентина Николаевна почему-то настолько твердо представила, что сейчас, сию минуту, немедленно увидит своего сына Алешу, что, открыв дверь, в первое мгновение даже не поняла, что вместо сына перед ней находится ее бывший коллега Аркадий Петрович Барашков. Она бессмысленно приоткрыла рот и некоторое время стояла в дверях, глядя в лицо Аркадию Петровичу и не узнавая его. Он, предполагая, что его сюрприз явиться без предупреждения действительно удался, громко и радостно засмеялся, но потом что-то неуловимое, нечто странное, идиотическое в лице Валентины Николаевны насторожило его.
— Тина! Ты что, не узнаешь? Ведь это же я, Аркадий! Но действие его слов оказалось вовсе не таким, на какое он рассчитывал. Валентина Николаевна вдруг смертельно побледнела, закатила глаза и рухнула на пол под самые его ноги. Он так опешил, что даже не успел ее подхватить.
— Тина! — Это было все, что он мог сказать.
В следующую секунду он бросил на пол свою старую спортивную сумку, схватил Валентину Николаевну сначала под мышки, потом, перехватив за талию, повесил себе на плечо и в таком виде втащил ее в комнату.
— Есть кто-нибудь? — зычным баритоном вопросил он. Но беспорядок и полумрак ответили ему, что в комнате никого нет. Тогда он положил Валентину Николаевну на кровать, заглянул в зрачки, нащупал пульс и немного успокоился, осознав, что это не что иное, как простой обморок.
Быстрым шагом прошел он на кухню, наугад открыл какие-то шкафчики в поисках нашатырного спирта, но, естественно, ничего не нашел. И тогда счел за лучшее наполнить холодной водой турку для кофе, находившуюся на столе, как раз у него под рукой. Таким образом, сей предмет во второй раз за это пасмурное утро был использован не по назначению. Аккуратно, рукой, Барашков брызнул в лицо Валентине Николаевне и, слегка похлопывая ее по щекам, привычным тоном, словно был в операционной, затянул свою вечную песню:
— Тина, Тина! Проснись! Ты меня слышишь? Отрой глаза! Посмотри на меня! Посмотри на меня! Ты меня видишь?
И от этих слов, слышимых за всю жизнь тысячу раз и, бывало, произносимых ею самой, Валентина Николаевна действительно открыла глаза, провела по холодному влажному лбу рукой и спросила:
— Что это со мной было? Меня тошнит. — Потом она пригляделась внимательнее, узнала знакомое лицо, уточнила: — Это ты, Аркадий? — И, услышав утвердительный ответ, быстро сказала: — Ну, слава Богу, это ты! При тебе я могу умереть спокойно.
У Аркадия Петровича тут же включился профессиональный рефлекс, и он тем самым равнодушно-спокойным голосом, которым всегда разговаривал с больными, сказал:
— Умереть, дорогая моя, никогда не поздно, а сейчас надо приподнять голову на подушку и выпить горячего чая с сахаром! У тебя есть?
Тина вспомнила, что с коллегами полагается держаться вежливо и мужественно, и тут же сказала, что, конечно же, у нее все есть и она сейчас встанет, пройдет на кухню и приготовит чай, кофе, в общем, все, что гость пожелает. На что Барашков ответил:
— Лежи, лежи!
Прошел он на кухню сам. Мимоходом оглядевшись, оценил профессиональным взглядом пыль и запустение, высохшую заварку в коричневых разводах на дне старого чайника с отбитой ручкой, отсутствие припасов в холодильнике, съежившиеся от старости крошки ржаного хлеба на разделочной доске.
— Да-а, что-то не в порядке в этом доме. — Он вспомнил ухоженность и уют прежнего Тининого жилья, огромную кастрюлю с «дежурным» борщом, которую она варила на время своего отсутствия, обязательный кусок колбасы для собаки, творожное печенье, которое она всегда подавала к чаю, когда он приходил к ней в гости, и сердце у Барашкова защемило.
Немного заварки он все-таки отыскал. Вымыл чайник, вскипятил воду, заварил чай. За неимением специальной куклы накрыл чайник старым полотенцем. Пока он возился на кухне, у Тины прошла тошнота, она смогла сесть в постели, навалившись спиной на подушки.
— У тебя в кухне, мягко сказать, пустовато! — заметил Барашков, входя с подносом и пристально взглянув на Тину.
— Говоря откровенно, в моей квартире не водятся даже мыши, — улыбнулась она. — Да это и к лучшему, меньше шансов поймать вирусный гепатит! Мыши — разносчики всякой дряни!
Барашков пристроился сбоку ее постели, водрузив чайные принадлежности на поднос, а его, в свою очередь, поставив прямо на одеяло.
— Какой запах! — мечтательно сказала Тина, втянув носом пар. — Чай старый, а аромат еще остался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27