Только время с ними зря теряешь. Нет, настоящая медицина — медицина инструментальная. У меня здесь компьютерная история болезни, — при этих словах Дорн красивым жестом указал на компьютер, — вот в ней имеются все данные: все биохимические показатели, все электрические показатели, все анализы крови, вот компьютерная томография, вот РЭГ, вот УЗИ, вот иммунограмма, вот опухолевые маркеры — разговоры с больным в этом случае просто излишни. Можно диагноз ставить даже на расстоянии. Этим, кстати, в наиболее продвинутых зарубежных клиниках и занимаются. Платишь бабки — и по Интернету тебя консультирует хоть сам Дебейки.
— Зачем так далеко ходить? — ехидно спросил присутствовавший при этом разговоре Барашков. — Ты лучше скажи, отчего же все-таки болит голова у этой больной в первой палате, на чью историю болезни ты с таким энтузиазмом указываешь?
— Да фиг ее знает, — спокойно ответил на это Дорн. — Но только известно наверняка: исследовав все, что можно, кстати, получив за это, само собой, хорошие бабки, могу сказать точно — у этой больной нет ни опухоли головного мозга, ни посттравматической гематомы, ни гипертонического криза, ни тромбоза сосудов, ни инсульта. И это самое главное. За это ей стоило платить. Остается мигрень, но на мигрень, кстати, ее боли тоже не похожи.
— Здорово, конечно, что ты у нее ничего не нашел — с Л иронией сказал доктор Барашков, демонстративно выпуская ; сигаретный дым в потолок. — Но все-таки, заметь, имеет а. также немаловажное значение, что она у тебя от боли бьется башкой о стенку уже третьи сутки. И как только действие обезболивающих средств прекращается, начинает биться снова и снова.
— Да, может, она симулянтка, — сказал доктор Дорн, легко прокручиваясь на своем удобном кожаном офисном стуле и поигрывая одной ногой, закинутой на другую, чуть не на уровне письменного стола.
— Не думаю, — ухмыльнулся Барашков. — Чего ей симулировать? Ей же в армию не идти. Кроме того, ты вот больных не любишь смотреть, а я как-то зашел в палату и увидел: лежит она бледная, пульс замедлен, на лбу пот, зрачки узкие. Не похоже на симуляцию.
— Ну и что вы можете в этой ситуации предложить? — со скрытой яростью спросил его Дорн.
— Ничего не могу, — пожал плечами Барашков. — Твоя больная, ты и лечи. Не можешь вылечить, отправь куда-нибудь, к невропатологу, например. У нас в отделении, как ты знаешь, оплата производится не в общий котел, а в зависимости от коэффициента трудового участия. Говоря по-русски, кто как лечит, тот так и получает! И браться за твою больную у меня никакого резона нет. Между прочим, твоя была инициатива так построить систему оплаты.
— А потому что ваш «совок» до смерти надоел! И ваша уравниловка! — Дорн вышел из кабинета, хлопнув дверью.
— А ты будто не из этого «совка» вылупился, — презрительно усмехнулся Аркадий, взял со стула свою видавшую виды спортивную сумку и тоже поехал по своим делам. Больной из первой палаты, страдающей сильной головной болью, опять ввели очередную порцию обезболивающего средства, а Дорна пригласила к себе в кабинет Марья Филипповна на чашку чая с пирожными. Пирожные и тортики были ее маленькой слабостью.
— Ты бы потише вел себя с Барашковым, — сказала она. — Он, между прочим, несмотря на все его недостатки, голова!
— Да он достал уже! — сказал в сердцах Дорн. — Кто он такой, чтобы критиковать всех и всё? Лезет вечно с дурацкими предложениями. На хрена мне нужен невропатолог, если я эту больную уже обследовал и ничего у нее не нашел? Невропатолог не умнее меня, все равно пропишет те же самые исследования. — Дорн помолчал. Потом начал снова: — Что этот Барашков воображает? Когда вы сидели тут все вместе в старом отделении и гадали на кофейной гуще, как ты мне рассказывала, есть у больного внутреннее кровотечение или нет, что, тогда у вас все было о'кей? Или ему покоя не дает моя зарплата? Да, действительно, за счет проведенных исследований я получаю больше, чем он. Ну, пусть он тоже пошевелится, пойдет заплатит хорошие бабки, так как обучение сейчас везде не бесплатно, освоит какой-нибудь еще более новый, современный метод и тоже будет зеленые грести!
— Дело не в зеленых, — сказала Марья Филипповна и со вздохом положила обратно в коробку третье пирожное. — Барашков, кроме как у нас, работает еще в трех местах. Если ему надоест и он уйдет, нам проконсультировать больного будет не у кого. Его опыт очень многое значит.
— Если больной заплатит, — запальчиво сказал Дорн, — ему можно любую консультацию организовать, а не твоего Барашкова. Любого профессора, любого академика. Дело только в оплате.
— Консультацию-то организовать можно, — вздохнула Маша. — Мы их и организовываем, когда надо. Только консультант посмотрит больного и уйдет, а нам его после консультации еще и лечить надо. А Барашков каждый день рядом. Вот ты не хочешь звать невропатолога, а почему? Потому что не веришь, что он может назначить что-нибудь другое, кроме того, что ты уже назначил сам. Разве не помнишь, были иногда у нас случаи, когда мы делали все, как предписывали нам профессора-консультанты, а больным все равно было хуже и хуже. Не всех, конечно, но кое-кого вытягивал именно Барашков. А я постоянно слышу от главного врача: «Делайте в своем отделении что хотите, только чтобы не было смертности, не было жалоб и деньги по договору чтобы вносили в нужные сроки!» Но ты же понимаешь — одно дело, когда больные умирают в обычной реанимации, и совсем другая песня, когда они умирают за большие деньги. В тюрьму садиться никто не хочет!
— Вот тоска! — Дорн сидел в кресле, болтал ногой и равнодушно разглядывал засушенную бабочку за стеклом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27