Разговаривать с Урсулой он тоже не хотел. “Она недовольна тем, что я рядом. Она меня ненавидит”.
Артур ходил за ним по пятам, словно щенок, большую часть времени не раскрывая рта, думая об эльфах, о которых ему рассказал Квентин, и о том решении, которое он должен был принять. Он часто подходил к скульптуре, гладил ее, перестал есть, стал еще молчаливее и тише. Всякий раз, когда Квентин пытался поговорить с ним о будущем, Артур бледнел.
* * *
“Я могу положить этому конец”, – принялась я уговаривать себя. Ведь я могла бы просто сказать Квентину, чтобы он уехал, оставил нас в покое. Именно так я и должна была бы поступить в самом начале. Но как я объясню все Артуру? Он решит, что Квентин умер. В хрупком мире моего брата каждый мог умереть в любое время. Я не знала, что предпринять, и ночами ворочалась в постели без сна. Однажды мне приснилось, что у меня больше нет дома, а Артур лежит, избитый до смерти, рядом с могилами мамы и отца.
Я буквально вылетела из дома в теплую ночь, освещенную мягким желтым светом луны, несколько раз глубоко вздохнула, подошла к водопроводному крану во дворе и плеснула в лицо ледяной водой. Я опустилась на колени, босая, в одной ночной рубашке, и подняла голову. И сразу же увидела Квентина, идущего через пастбище. Я вскочила.
Он подошел к скульптуре и встал к ней лицом, заглядывая в глаза Медведице, созданной его отцом из старого железа. Квентин ссутулился, но даже в мягком лунном свете в его фигуре я ясно разглядела и силу, и признание собственного поражения. Он казался таким одиноким. Я прижала руку к груди и тихонько скользнула в тень деревьев у ограды.
“Я бы выслушала тебя, если бы ты мог все рассказать мне. Я бы и сама все тебе рассказала, если бы ты мог выслушать”.
Квентин услышал шорох моих шагов и обернулся. Я не сомневалась, что он видит меня в белой рубашке, с прижатой к сердцу рукой, словно умоляющую о снисхождении. На какое-то мгновение мне показалось, что он подойдет ко мне. Но Квентин развернулся и ушел к себе.
Мы никогда не говорили с ним об этой ночи.
– О чем он беседует с этой штукой? – спросил Квентин, разглядывая Артура, усевшегося на бетонный постамент и раскачивающегося взад-вперед. Его губы все время шевелились, как будто брат вел долгий серьезный разговор, затерявшись в своем одиноком мире.
– Каждый день на закате он разговаривает с Медведицей. Это привычка. Когда Артур был совсем маленьким, это его утешало. Но теперь он говорит, что пытается успокоить маму-медведицу. Сегодня днем я спрашивала его, не готов ли он принять решение. Артур ответил, что Медведица все еще думает.
Квентин вытянулся в старом кресле, глядя на меня с тревогой.
– Ты тоже с ней разговариваешь?
Я помедлила с ответом, не в силах признаться ему, это казалось слишком личным.
– Любой, кто пробудет рядом с Медведицей подольше, начинает с ней разговаривать. Человек просто ничего не может с собой поделать.
Квентин нахмурился.
– Я никогда не говорил ни с одной из скульптур моего отца и никогда не чувствовал, что они живые.
– Ты понимаешь, что Медведица значит для нас? – спросила я.
– Воспоминания детства, я так полагаю.
– Все не так просто и однозначно. – Я встала с кресла и села на ступеньки крыльца у его ног, подняв к нему лицо, словно в молитве.
Если бы мне только удалось объяснить ему. Может быть, мы смогли бы стать друзьями, наши семьи могли бы подружиться, возникло бы чувство, за которое мог уцепиться Артур вне зависимости от того, что будет со скульптурой.
– Не представляю, что сказал бы тебе мой отец, но я уверена, что он захотел бы поступить правильно, – горячо начала я.
Я не могла удержать руки, жестикулировала, почти касаясь его брюк, готовая взять его за руки, лежащие ладонями кверху на коленях. Квентин нагнулся ко мне и слушал внимательно, чуть хмурясь. Его большие серые глаза не отрывались от моего лица.
– Мы всегда жили очень тяжело. Папе не из чего было выбирать, и он научился ценить то, что имел Честно говоря, он наслаждался тем, что имел. Папа был настоящим праведником. Он свято верил в необходимость делиться с ближним всем, что имел. Он поделился бы и с тобой, я не сомневаюсь. – Я замялась. – В тот день в тюрьме я рассердилась на тебя, потому что вела себя как дура. Из-за того, что хотела бы получить деньги за Медведицу, я была готова наброситься на первого встречного Тайбера. Отцу стало бы за меня стыдно.
Я собралась отвернуться, скрыть свои чувства, сменить тему разговора, но Квентин дотронулся до моего плеча кончиками пальцев.
– Нет, Том Пауэлл не стыдился бы тебя. Он гордился бы своей дочерью. Нет ничего постыдного в том, чтобы желать денег, если ты хочешь позаботиться о своем доме и своей семье.
Я беспомощно уставилась на него.
– Ты что, экстрасенс?
– Ни в коей мере, я просто не могу представить мужчину, который не испытывал бы гордости за такую дочь, как ты.
Меня охватило тепло.
– Моя квартирантка, Лиза, уверяет, что говорит с папой во сне. Все это чушь. Я не верю в подобные вещи, но все же… Я иногда вижу его во сне, но не могу произнести ни слова. Или я говорю, а он меня не слышит.
– И ты просыпаешься в холодном поту, а горло у тебя саднит.
Я смотрела на него широко открытыми глазами.
– Нет, ты все-таки экстрасенс.
– Мне тоже снятся похожие сны.
– Расскажи мне о своем отце, – решилась попросить я.
– Я не люблю говорить о нем. Не о чем… Разумеется, я не могу этого сказать даже во сне. Он давно умер.
– Он был добрым? Ты любил его?
– Это не имеет значения.
– Но ты же видишь его во сне.
– Стараюсь, чтобы такие сны не приходили.
– Но как же ты живешь с тем, что не можешь ни изменить, ни объяснить?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112