— Фрея ударила себя кулаком в грудь так сильно, что Джек услышал хруст. Внезапно нахлынувшая нежность вылилась в желание обнять ее, приласкать. Но ее глаза сверкали ненавистью. — Что ты за друг? Я просила тебя об одном — притвориться, будто мы пара, на четыре паршивых дня. Но ты и этого не смог — одно искушение, и ты готов. Ты просто жалок, Джек!
— Эй, погоди. Это ты меня оттолкнула. Ничего бы никогда не случилось, если бы мы…
— О, ради Бога, начни взрослеть! «Это ничего не значило», «это не моя идея»… Да мне глубоко плевать, с кем и как ты занимаешься сексом. Речь не о Тэш, речь о тебе. О том, что ты за никчемное создание!
Слова ее, жестокие и непререкаемые как приговор, сыпались ему на голову огненным градом.
— Во всем всегда виноваты другие: твой отец, твой издатель, Тэш, я. Лишь бы выкрутиться! Ты хочешь постоянного обожания, но при этом не желаешь палец о палец ударить, чтобы его заслужить. Ты как золотым дождем был усыпан всеми благами, которыми только может одарить человека судьба, и ты сам, сам промотал все дары — один за другим. Ты слишком бесхребетен, чтобы совершить хоть что-нибудь, будь то ради женщины, или друга, или твоего собственного дела — романа, который ты никогда не напишешь.
— Это нечестно!
— Разве? — Лицо ее перекосило презрение. — Позволь мне сказать тебе правду, Джек. Ты не писатель. Ты испорченный дилетант, живущий на папочкины деньги и транжирящий время на людей типа Кэндис Твинк и Лео Браннигана. Ты никогда не закончишь свой роман из-за собственной чертовой лени! Никогда не станешь настоящим писателем, потому что тебе на всех плевать!
Фрея прерывисто вздохнула. Наступила тишина. Он ощутил боль. Оказалось, что Фрея запустила в него букетом роз. Шип проткнул кожу. Из ранки показалась кровь.
Когда она заговорила вновь, голос ее звучал тихо и безнадежно, и это было еще опаснее, чем когда она злилась.
— Я открыла тебе всю мою жизнь, Джек. Дом, мой отец, моя мачеха, что я чувствую к каждому из них. Я думала, ты тот человек, на которого я могу положиться. Тот, кому я могу доверять. Кого могу уважать. Я думала, мы друзья…
Голос ее сорвался. Голова поникла. Джек видел, что она плачет. В груди его словно открылась пещера, и оттуда выкатился тяжелый камень.
Она посмотрела ему в лицо. Глаза ее были влажными от слез.
— Я стараюсь хорошо к тебе относиться, Джек, но не могу…
Он шагнул к ней:
— Фрея…
— Уходи! — Она отшвырнула его руку и чуть не упала. Схватилась за край раковины. — Убирайся! Убирайся из этого дома и из моей жизни! Я не хочу тебя больше видеть! Никогда!
Глава 30
В летний сезон, да еще в выходные, ни одного места на ближайший рейс до Нью-Йорка не было. Джеку пришлось провести ночь в аэропорту Хитроу среди усталых пассажиров, таких же бедолаг, как и он, скорчившихся в креслах зала ожидания, по которому то и дело сновали уборщики с метлами. Ночь прошла в неспокойном сне, перебиваемом громкими объявлениями об очередном рейсе и прочими внешними шумами.
Наконец в воскресенье утром ему предложили место на рейсе неких «Средневосточных авиалиний», и он протянул свою кредитную карточку, даже не поинтересовавшись ценой билета. Ему хотелось как можно скорее попасть домой. Исчезнуть из аэропорта до того, как явится Фрея, — он должен был лететь в Нью-Йорк вместе с ней, если бы все не пошло из рук вон плохо.
И вот он находился в этом странном пространстве — в салоне самолета, оглушенный гулом двигателей, работающих плохо из-за негодной вентиляции, ослепленный бесконечным мельканием экрана телевизора, на котором разворачивалась какая-то арабская драма. Его место было средним из пяти в ряду. Он едва уместился между пышнотелыми кувейтскими дамами, завернутыми в шали. Все, кроме него, были или арабами, или индийцами. Все объявления делались на арабском. В соответствии с требованиями ислама крепких напитков во время полета не предлагали. Но это его устраивало.
Джек чувствовал себя усталым и больным. И глубоко несчастным. Ему хотелось забыться, но уснуть он не мог. Перед глазами стояли сцены из недавнего прошлого. Он видел Фрею, прыгающую на кровати и мечущую в него подушки. Слышал голос Гая — суховатый и серьезный: «Я рад, что есть кому о ней позаботиться». Но чаще всего он слышал последние слова Фреи, болезненно горькие, жалящие словно змея. Может, ее приговор справедлив? Он совершил большую ошибку. И все же он не заслуживал такого глубокого презрения.
Она не дала ему шанса ответить. Словно в тумане, он собрал сумку, набросал краткую благодарственную записку Гаю и Аннабел, оставив ее на кухонном столе, и как вор выскользнул из дома. И сейчас голова его распухала от возможных ответов и объяснений. Мысли требовали словесного выражения. Наконец он достал рюкзак из-под сиденья, вытащил ручку и писательский блокнот. Откинул крохотный пластиковый стол, собрался с мыслями и начал писать.
«Дорогая Фрея.
Я знаю, ты скомкаешь это письмо, как только увидишь, от кого оно, но прошу тебя, не делай этого. Хотя бы раз выслушай то, что хочет сказать кто-то другой.
Да, я спал с Тэш. Совершил чудовищную глупость, и я искренне сожалею об этом. Следует, правда, учесть, что я был зол и пьян, а она намеренно хотела меня соблазнить. Но что сделано, то сделано. Я не горжусь своим поступком. Не считаю Тэш своей «победой». Я раскаиваюсь в содеянном.
Но, Фрея, давай будем честными. Объясни, почему мне не следовало спать с Тэш или с любой другой женщиной? Ты меня не хочешь — это ясно как день. Ты вышвырнула меня из спальни — помнишь? Так зачем все драматизировать?»
Джек пробежал глазами написанное. И тут тоненький голосок совести подсказал ему, что он не совсем прав.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120