Роза. Она мне помогла. Ты, может, помнишь…— Роза Кассиди? — встревоженно перебил ее Джордан. — Эта издательница? Иисус, Анни, почему ты сразу не отправилась на передачу «Ларри Кинг в прямом эфире» и не рассказала там все?— Роза никому ничего не скажет, — возразила Анни. — Она — моя лучшая подруга.— Хм. И она знает, зачем тебе понадобилось мне звонить?— Конечно нет, — солгала Анни.— А откуда она знает, как до меня добраться?— Она и не знает. Это сделал один из твоих оруженосцев.— Моих оруженосцев? — Джордан открыл рот от изумления — обычная его реакция на сугубо британское словечко.— Один из тех, кто помогает тебе в избирательной кампании, я не знаю, как ты их зовешь. Рик… Я не помню фамилии. Ты знал его в Оксфорде.— Рик Гудман? — нахмурился Джордан.— Да. Что-нибудь не так?Джордан не ответил. Он погрузился в свои мысли, потом вдруг наклонился к ней.— Расскажи мне о Томе.Анни попыталась кратко описать характер Тома, . стараясь подавить в своем голосе нотки гордости. Она рассказала о том, что Том провалился на экзаменах в Оксфорд, но проявил упорство и не сдался. На следующий год все-таки поступил туда. Джордан задал несколько вопросов, которые заставили Анни улыбнуться — они были чисто мужскими. Занимается ли Том спортом? Есть ли у него девушка? Что он делал в странах бывшего Советского блока? Джордан всерьез интересовался Томом, и Анни вспомнила, что у него и его жены нет детей.— Он, похоже, отличный парень, — заключил Джордан. — Но, боже, Анни, беременность в девятнадцать лет! Если бы я мог помочь!— Считай, что ты помог. Да, все это было ох как несладко, — улыбнулась Анни. — У меня не было денег, только ребенок и маленькая квартирка из двух комнат, кухня и ванна двумя этажами ниже, общая с соседями. Днем я работала, а вечером училась, стараясь завершить свое образование. Но у меня была одна великолепная вещь. — Она глянула на Джордана. — Твоя машина. Ты ее помнишь?Джордан медленно кивнул. Они как будто вернулись в то время. На мгновение Анни забыла, о чем говорила. Но потом продолжила:— Каждое воскресенье я отправлялась на этой машине в парк или за город. Я заворачивала Тома в одеяло. Положу его рядом на траву и читаю воскресные газеты. Трудно передать, что эти минуты значили для меня. Они были лучшей частью недели. Даже сейчас, когда я гляжу на эту машину, я часто вспоминаю о тебе.— Она до сих пор существует?— Она у Тома. Я подарила ее ему, когда он поступил в Оксфорд.— Серьезно? — Джордан рассмеялся и откинулся на спинку дивана. — Здесь так спокойно. — Он снова выпрямился, и в его осанке Анни вновь ощутила тот удивительный шарм, который так отличает американских мужчин. — Я уже не помню, когда я провел день без людей, телефонов и газет.— Тебе было легко прийти сюда?— Я отправился играть в карты со своей охраной. Иногда я это делаю, чтобы успокоить нервы. Я поиграл немного, потом сказал им, что иду спать. Пройдет немало времени, пока они хватятся. Сегодня — «Халловен». Я стащил одну маску и надел шляпу. Даже моя мать не узнала бы меня.— А как ты чувствуешь себя, участвуя в президентской кампании?— Как в гоночном автомобиле на скоростной трассе. Ужасно. Непредсказуемо. Великолепно. Отвратительно. Иногда смешно.— Что в этом смешного?— Ох… люди — то, что они говорят и что хотят. Вчера я выступал в Нью-Джерси и потом отвечал на вопросы. Одна пожилая дама подошла ко мне и долго расспрашивала о том, что я собираюсь сделать в здравоохранении. Ее вопросы были довольно глуповатыми, но я постарался удовлетворить ее любопытство. Когда она от меня отстала, я услышал, что она говорит своему другу: «Какой mensch! Вы уверены, что он не еврей?»Анни рассмеялась вместе с ним.— Но тебе эта гонка нравится?— Похоже, что да. Это — как победа в теннисе во всех турнирах подряд, или как если ты — звезда Бродвея, или будто ты непрерывно занимаешься любовью. Причем все эти ощущения испытываешь одновременно. — Он повернул голову и взглянул на нее. Она всей кожей ощутила его взгляд. — Я до сих пор помню, как ты играла в пьесе в своих потрясающих туфлях.Анни мягко перевела разговор:— Это было так давно.— Так ли? — Глаза Джордана блеснули. — Ты выглядишь по-прежнему. Как хорошо, что ты не постриглась. Я вспоминал тебя очень часто.— Я тоже, — тихо призналась Анни. Некоторое время они молча глядели друг другу в глаза.Джордан протянул к ней руку.— Анни, — мягко произнес он, — скажи мне правду. Том — мой сын, верно?— Я не знаю, — Анни почувствовала, что ее лицо ее выдает.Джордан выпрямился.— Но ты думаешь, что мой. — Он внимательно следил за ее лицом. — Не так ли?Ей вдруг перехватило дыхание. Она подошла к бару.— Выпьешь еще? Он подошел к ней.— Ты думаешь, что мой, — он мягко развернул ее к себе лицом.Она и забыла, что он очень высокий. Она видела, как вздымается его грудь при каждом вдохе… Она отвела глаза.— Возможно. Я не могу сказать этого наверняка. Том мог быть твоим сыном. А мог быть и Эдварда. Но я всегда думала, что ты, может быть, меня уже забыл.— Забыл? — Джордан недоуменно поднял плечи.— Ты серьезно? Забыл ту реку и те ивы? И твое лицо, когда ты прощалась со мной? Ты даже мне ни разу не ответила на письмо!— Я не могла! Я же вынуждена была бросить колледж! Если ты и писал, они не знали, где я, и не могли мне передать. Да и что я могла бы сказать? «У меня, возможно, твой ребенок?»Между ними снова повисла пауза. Лицо Джордана смягчилось. Он улыбнулся. У Анни защемило сердце.— Могла бы и сказать. — Его взгляд скользнул по ее телу. — Но лучше так: «Я надеюсь, что у меня твой ребенок».Анни выпрямилась и почувствовала, что ее щеки заливаются краской. Ей не следовало пить столько виски.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102