Как там в пьесе: «О, сколько терний в этом будничном мире»? Нет, скорее подойдет «Счастливый час скорей лови, весна, весна — венец любви»? Эдвард должен знать точно. Его ладони были такими теплыми… Анни узнала совершенно новые ощущения. Она как будто погружалась в наркотический транс. Где-то в глубине мозга мелькнула единственная мысль: «Боже мой, я, кажется, собираюсь сделать это. Только бы он не понял, что у меня это в первый раз». Но вскоре и эта мысль утонула в восхитительных, неведомых ощущениях. Она чувствовала порывистое дыхание Эдварда на своей шее.У Анни подгибались ноги, когда она переходила через железнодорожные пути, чтобы выбраться на дорогу. Главное, чтобы никто из читального зала не увидел ее. Анни наткнулась только на преподавательницу музыки, которая прошла мимо, и на одного парня, который с интересом на нее глазел. Ему было уже под тридцать. Она посмотрела на него очень холодно, хотя он, определенно, соответствовал идеалу ее матери. А вот Эдвард Гамильтон абсолютно ему не соответствовал.Она с родителями отправилась на Мальту. В конце путешествия они пошли в английский клуб, и по пути туда она долго любовалась старинными стенами города, сказочными при свете заходящего солнца. В клубе за их столиком оказался пожилой офицер. «Не сразу и поймешь, кто из вас — мать, а кто — дочь», — улыбнулся офицер. Он поздравил ее с предстоящим возвращением в Англию так горячо, как будто они вырвались на волю из плена у затерянного племени каннибалов. Впрочем, в этих маленьких английских колониях иначе никто не говорил. Там не упускали случая едко пройтись по поводу местных, а о «Британии» упоминали как о неком потерянном рае, хотя Анни была уверена, что, вернувшись хоть на пять минут в какой-нибудь дождливый Гуилфорд, любой из них сразу захочет снова оказаться в этом клубе с его теннисными кортами под жарким солнцем и с услужливой местной прислугой. Анни тут же решила рассказать при случае об этих снобах Розе, но сейчас она улыбалась своему собеседнику. Анни наслаждалась креветками и хорошо прожаренным бифштексом, потом был еще йоркширский пудинг, а напоследок яблоки с заварным кремом. Как обычно, мать собрала вокруг себя большую компанию и перебрала с бренди. Но вроде бы настроена была вполне миролюбиво. Анни и не подозревала, что ее ждет.Когда они возвращались назад, машину вел отец. Уже было темно, Анни опустила стекло и откинулась на сиденье, наслаждаясь теплым ветерком. Завтра ей уезжать.— А что это за парень, который пишет тебе письма? — внезапно начала мать. Анни выпрямилась.— Я же говорила тебе, мама. Его зовут Эдвард.— Значит, Эдвард, — произнесла она медленно, как будто это было какое-то экзотическое имя. — Я надеюсь, ты не спишь с ним?Анни ничего не ответила. «Мне девятнадцать, — подумала она. — Это не ваше дело».Мать обернулась и уставилась на нее. Ее сережки блеснули в свете проехавшей мимо машины.— Ну, отвечай, — настаивала она. Анни молча уставилась на ее волосы. Затянувшуюся паузу прервал отец.— Мэри, дорогая, я думаю, нам не следует…— Заткнись, Чарльз. Пусть даже и не пробует отпираться — сегодня утром я нашла в ее комнате контрацептивные таблетки.— Ты обыскивала мою комнату! — Анни была потрясена. А что, если она еще и читала письма Эдварда? Ей даже стало нехорошо.— Не обыскивала, а проявила заботу о своей дочери. Итак, спишь или нет?— Да. И не стыжусь этого.— Так я и знала! — воскликнула мать, обхватив ладонями виски. — Ты глупая, глупая девчонка. Ты что, не знаешь, какие они, эти мужики? Твой Эдвард просто тебя использует. Ему от тебя нужна только постель!— Нет! Эдвард любит меня. И я тоже его люблю, — горячо добавила она.— Дорогое мое дитя, — ее мать картинно простерла руку, на запястье блеснули браслеты. — Тебе только-только исполнилось девятнадцать. Что ты можешь знать о любви? Ты должна ждать. Ты вернешься в Оксфорд и сама увидишь, что он не только не собирается на тебе жениться, он просто не захочет даже разговаривать с тобой, по крайней мере днем.Анни открыла рот.— Жениться? Но я не собираюсь выходить за него замуж! — запальчиво выкрикнула она.— Раз у вас дело зашло так далеко, ты должна, — хмуро произнесла мать. — Я, конечно, читала о всей этой студенческой блажи — о поп-концертах, сидячих забастовках и о том, что сейчас не носят бюстгальтеров, но я никогда не предполагала, что ты унизишься до того, чтобы всему этому подражать.— Дело совсем не в этом, — фыркнула Анни. — А в том, что ты просто завидуешь мне, потому что я живу очень интересно. В ваше время люди не занимались сексом до свадьбы — просто не осмеливались. При чем тут мораль.— Ну, хватит вам в самом деле… — начал отец.— Останови машину, Чарльз! — крикнула мать. — Я не потерплю, чтобы со мной разговаривали подобным тоном.Но отец не остановил машину, а наоборот, увеличил скорость.— Ты пьяна, — холодно заметил он. — Если бы ты подумала, прежде чем говорить, то поняла бы, что твои слова и несправедливы, и очень грубы.— Но я, по крайней мере, говорю, — ответила мать, — а ты только читаешь свои паршивые газеты и играешь сам с собой в шахматы.— И как ты думаешь, почему я это делаю? — Анни закрыла уши.— Замолчите, вы оба, — попросила она их, слезы брызнули из ее глаз.Наконец автомобиль сделал последний поворот по пути к дому и вскоре остановился. Анни выскочила и с силой рванула входную дверь. Перебранки, перебранки. Даже сегодня, в последний ее вечер с ними, они не удосужились прекратить выяснение отношений.Когда она была маленькой, она придумала себе воображаемую сестру и этой сестре ночью, под одеялом, изливала то, что накопилось у нее на душе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102