Иногда она встречала здесь школьных подруг, тех, чьи родители жили в Лондоне. Они дружно надевали туфли на шпильках, красили губы, разряжались, как куклы, и отправлялись на «фильмы до 16», такие, как «Том Джонс». Однажды они сели на поезд до Сюррея и прошли пешком несколько миль до дома Джорджа Харрисона, мечтая о том, как он пригласит их в дом и там окажется вся четверка «Битлз». Позднее они узнали, что в то время их кумир учился медитации у своего «гуру».Анни очень нравилось тетушкино радушие, особенно ее «фирменные» пирожные с кремом. Но три дня с тетей Бетти, когда нельзя ни на минуту остаться одной и собраться с мыслями, — это более чем достаточно. Тетя Бетти была старой девой, ей было за пятьдесят, семейный очаг ей заменяла работа на Би-би-си, она служила там секретаршей. Тщательное выполнение своих обязанностей и забота о бродячих животных — вот и все, что у нее было в жизни. А развлечения сводились к тому, чтобы посмотреть «Сагу о Форсайтах» субботним вечером. Естественно, с нею не стоило обсуждать никакие проблемы, так или иначе связанные с сексом.Анни затянулась в последний раз. И курение ее тетушка не одобряла. После трехдневного вынужденного воздержания от курения Анни почувствовала, что у нее кружится голова. Ну и пусть. Она теперь — вольная как ветер, и ей уже девятнадцать. Она уже взрослая женщина и может делать все, что ей вздумается. Анни выбросила сигарету, подумав, что хотела бы так же легко выбросить и свои воспоминания о последнем дне на Мальте.Она прошла по коридору вагона второго класса, чуть не зацепившись своим длинным шарфом за какую-то ручку, и открыла дверь купе, где в углу лежало ее пальто. Сидящая у двери пожилая чета опасливо поджала ноги, чтобы она прошла, как будто у нее на лбу было выжжено страшное слово «студентка». Еще там была женщина с властным взглядом, напоминавшая Анни ее учительницу музыки, и парень с пышной шевелюрой, он читал Т. С. Элиота. Типичный студент старшего курса, определила Анни. Она глянула в окно. Мрачный многоэтажный Лондон сменился на одноэтажные пригороды, и скоро за окнами были уже только поля и деревья. Сквозь вагонное окошко Англия выглядела очень меланхоличной в этой туманной дымке, впрочем, такой она и была. На полях паслись лошади, поджав хвосты из-за сильного ветра. Янтарные и бронзовые листья поникли под дождем. Эта картина навевала на Анни покой, и в то же время в ней было что-то волнующее.Она попыталась вспомнить время, которое она и Эдвард провели вместе. Первый раз она увидела его прошлым апрелем. Они должны были поставить пьесу «Как вам это понравится» к концу весеннего семестра. На первой неделе их собрали для распределения ролей в уставленной пластмассовыми стульями комнате для семинаров. Анни досталась роль Розалинды. Это было первое ее серьезное испытание в Оксфорде, и волновалась она необыкновенно. Постановщиком оказался второкурсник с круглыми, под Джона Леннона, очками и в вельветовой кепке. «Это будет вехой в истории театра», — провозгласил он. В отличие от постановок Питера Брука или Чарльза Маровица, эта постановка будет такой, какая пришлась бы по вкусу самому Шекспиру, уверял он, с масками и пением. Это будет поэтическая пастораль, истинное совершенство. Им предстоит научиться правильно исполнять все песни, причем под лютню, и правильно интонировать поэтические строчки. Он уже пытается добыть овцу для сцены с пастухами. И никакой клубники и винограда — будут подаваться настоящий мед и виски со сливками. В финале Гименей должен пролететь над сценой — и он пролетит, правда, с помощью веревок.В середине этих излияний внимание Анни привлек высокий черноволосый студент. Он сидел впереди, где ничто не мешало ему вытянуть свои длинные ноги в узких красных брюках и длинных ботинках, придававших ему пиратский вид. Анни внимательно глянула на его профиль — высокий лоб и тонко очерченный нос. На этом лице читалась надменность. К грандиозной картине, нарисованной постановщиком, он, казалось, отнесся совершенно равнодушно. Наверняка он очень высокомерен. Из него бы получился превосходный Жак.Она оказалась права. Удивительно, как Эдвард Гамильтон соответствовал своей роли видавшего виды циника. Он учился здесь второй год, изучал право. Театральность была в самой его натуре, именно она заставляла его одеваться так вычурно и пестро. Костюм Жака предполагал длинный черный плащ и широкополую шляпу. Анни с удовольствием подтрунивала над ним из-за его манеры одеваться. Но не только одежда привлекала ее внимание. Эдвард прямо лучился спокойствием.Одним невероятно жарким утром вся их «труппа» отдыхала на лугу. Гименей прихватил несколько бутылок, скрыв сей факт от постановщика. Ясное дело, на репетиции потом такое творилось… Но Эдвард был безупречен. И только в конце своей сцены он с серьезным видом поманил ее, она сразу почувствовала подвох. Он прищурил глаза.— Это платье у тебя новое? — спросил он. Так оно и было. Анни знала, что смотрится в нем отлично. Она горделиво провела рукой по ткани.— Разве оно похоже на старое?— Замечательно, — сказал он, сгреб ее руками и бросил, визжащую и вырывающуюся, в реку. Сзади аплодировал весь состав.После этого, как показалось Анни, между ними протянулась какая-то незримая нить, но они никогда не оставались наедине, они виделись на репетициях, где было полно народу. Кроме того, вокруг нее уже увивались многие, хотя она и не особенно проявляла к ним интерес. Как-то ей пришло в голову, что и у Эдварда, должно быть, есть подружки, и, к ее удивлению, эта мысль больно ее кольнула. В вечер генеральной репетиции, она со страхом ожидала своего выхода, облаченная уже в костюм Ганимеда — брюки, ботинки, безрукавку и рубашку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102