Они с трудом поднялись на холм прямо к дому для гостей. Туфли Джессики промокли, волосы ее запорошил мокрый снег, а руки превратились в сосульки. Чувствовала она себя ужасно, и не только из-за Коула, но и из-за Козимо. Джессика должна бы сказать ему, что какие-то обрывки прошлого она вспоминает, но боялась сказать ему об этом, потому что он снова попытается загипнотизировать ее.
Когда они подошли к дому, Джессика заметила какое-то движение. С задней его стороны была веранда, пристроенная как раз против спальни. Джессика увидела, что дверь на веранду открыта и кто-то выскальзывает из дома. Широко открыв глаза, изумленная Джессика увидела Шон, которая застегнула пальто, сбежала на дорожку и пошла к парадному подъезду дома. Шон не заметила их присутствия.
Джессика почувствовала руку на своем плече и подпрыгнула.
– Извини, – сказал Козимо мягко. – Я не хотел напугать тебя.
Джессика не могла говорить. Она была слишком поражена видом Шон, выскальзывающей из спальни Коула.
– Джессика, это не то, что тебе кажется, – начал Козимо.
– Не то, что кажется? – Она обернулась к нему. – Почему ты вдруг стал защищать Коула? Чтобы спасти винный завод?
– Совсем нет.
– Шон может иметь детей. Почему ей и Коулу не продолжить великую традицию?
Козимо положил руки на ее плечи и крепко сжимал их, пока она сопротивлялась, охваченная болью предательства.
– Джессика, послушай меня! – приказал он. – Не сомневайся в Николо!
– Я только что видела, как она вышла из его спальни. Ты не думаешь, что здесь что-то не так?
– Между ними ничего не было, поверь мне.
– Откуда ты знаешь? Ты можешь видеть сквозь стены? – Она хотела убежать домой. Она хотела броситься на кровать и зарыдать. Как мог Коул предпочесть ей Шон. Она пыталась освободиться от Козимо. – Пусти меня, Козимо, пусти!
Его руки сжали ее сильнее, она перестала сопротивляться и с тревогой смотрела на него. Он не собирался отпускать ее. Его большие руки были сильными, она не сможет вырваться из них.
– Джессика, ты принадлежишь «Санкт-Бенедикту».
– Козимо!
– Ты должна доверять мне, Джессика.
– Доверять? Я никому не доверяю! И меньше всех тебе с твоими секретами и твоим закрытым лицом! Если хочешь, чтобы я поверила тебе, Козимо, если хочешь, чтобы я спасала «Санхт-Бенедикт», ответь мне на несколько вопросов. Я заслуживаю того, чтобы мне ответили!
– Да! – Его руки ослабли. – Заслуживаешь. – Пошли. Я кое-что покажу тебе.
Он шагнул к гостевому дому, обошел веранду и открыл дверь. Джессика вошла, желая знать, что будет делать Коул, когда в его комнате появится монах. Будет Козимо отчитывать Коула за отсутствие принципов, проявившихся в том, что он уложил в постель Шон?
В доме было тепло, и Джессика стала растирать руки, глядя на неразобранную кровать, на которой, скорчившись, лицом вниз лежал Коул. Он был одет в темный велюровый костюм и сжимал в руке конверт. Какие-то мешки были разбросаны по комнате. Стакан вина стоял на ночном столике возле телефона. Или Коул был слишком пьян или спал так глубоко, что не слышал, как открылась дверь. Козимо подошел к Коулу:
– Разбудим его.
Джессика вопросительно посмотрела на монаха, но Козимо больше ничего не сказал и просто спрятал руки в рукава. Джессика подошла к, кровати, наклонилась и потрясла Коула за плечо.
– Коул, – позвала она тихонько. Он не шевелился. – Коул, – сказала она громче. Тот не двигался. Она сильнее потрясла его. Он был как мертвый. Джессика выпрямилась.
– Не смогла и Шон.
– Как ты можешь быть в этом уверен?
– Потому что Коул будет спать, пока я не решу – будить его или нет.
– Ты загипнотизировал его! – Джессика положила руку на плечо Коула, как будто хотела защитить его.
– Нет, – усмехнулся Козимо, – он освободил меня.
– Что означает освободил?
– Когда он спит, то я свободен.
– Свободен? Не понимаю.
– Это все связано с наследством Каванетти, о котором тебе пытался рассказать Майкл, – Что за наследство?
– Часть его памяти, коллективной памяти всех священников Каванетти, живущих и умиравших несколько веков. У Коула есть эта память.
– Что ты имеешь в виду под словом «коллективная»?
– То что, если Коул решит вспомнить, он может вызвать любого из нас живыми.
– Значит, ты тоже эта память.
– Нет. Я самый первый, Джессика. Я отец всех Каванетти.
Его голос затих. Джессика почувствовала дрожь, пробегавшую по спине.
– Обычно моя душа должна находиться в Коуле, как часть его памяти, как часть традиций винного завода. Но как ты знаешь, Коул порвал с традицией. А его дух так силен, что он решил отказаться от памяти, Джессику опять пробрал озноб, когда она поняла:
– Значит, его обмороки...
– Обмороки – это результат внутренней борьбы. Он не мог больше отказываться от наследства, Джессика. Я тоже силен. И пока он несет в себе ответственность, я буду прилагать усилия как защитник, и он будет страдать все больше и больше.
– А как ты появляешься?
– Я появляюсь в моем собственном образе. Я – то, что ты назвала бы – бестелесная субстанция.
– Но ты не кажешься таким. Ты касался меня. Ты теплый, как живое существо. У тебя совсем не такая бестелесная субстанция, о которой я слышала.
– Для меня нет ограничений. Джессика оторвала взгляд от его фигуры и посмотрела на Коула:
– Значит, как ты сказал, каждый раз, когда с Коулом случаются его обмороки, ты появляешься.
– Именно так.
– И в это время Коул не может двигаться, говорить или проснуться?
– Верно. Но запомни, только несколько человек могут видеть меня. Если сейчас войдут Шон или Люси, они увидят только тебя.
– А почему?
– Почему? – Козимо подошел к двери и выглянул, на улице шел снег.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78