Пол засмеялся:
– В этом вся Лиза. Голубой, красный, зеленый и розовый?
– Нет. Странно, но с тех пор как заболела, она совершенно отказалась от своей цветовой системы. Говорит, все равно эта система теряла смысл, когда вещи переходили по наследству от старших к младшим. Представляешь, она разрешила детям самим выбирать цвета.
– Анархия!
– Точно. Ей, правда, не очень нравится, что Мэтти требует фиолетовый с желтыми цветочками костюм для серфинга.
– Лучше уж пускай думает о костюмах для серфинга, чем о смерти.
Смерть. Как страшно, когда говорят о смерти твоей подруги. Дейдра поежилась. Пусть даже только о возможной смерти и пусть даже эта мысль постоянно сидит в твоей собственной голове. Она всегда здесь, эта жуткая мысль, – когда размышляешь о болезни Лизы, когда добиваешься, чтобы за ней как следует ухаживали, когда помогаешь ее домашним справиться с неизвестностью. Возможность смерти приобрела почти осязаемый образ. С оглядкой на нее Дейдра принимала решения, делала тот или иной выбор.
«Не забывай, – твердила она себе, – убедись, что делаешь именно то, что хочешь сделать».
– Просто голова кругом, как все переменилось, – вздохнула Дейдра. – До сих пор не могу поверить: Анна разводится и ждет ребенка, Джульетта разводится и, кажется, влюблена, Лиза на больничной койке. Смешно сказать, из всех нас только у меня жизнь какой была полгода назад, такой и осталась.
– Что же тут смешного?
Глянув в его доверчивое лицо, Дейдра сообразила: Пол понятия не имеет, о чем речь. Его не было в ресторане полгода назад, когда она объявила, что ненавидит его; он не в курсе ее немузыкальных фантазий касательно Ника и более увлекательной жизни.
А сейчас, когда она дома и уже не помышляет о том, чтобы бросить мужа и пуститься на поиски приключений, сказать ли ему правду? Бог свидетель, она хочет, чтобы их отношения стали более прочными и честными. Но значит ли это, что она должна исповедаться во всех своих прошлых грехах? Может, достаточно по клясться самой себе, что отныне она будет вести себя хорошо?
– Это я заварила всю кашу, я захотела петь, – сказала Дейдра, от души надеясь, что ее не разразит гром.
Все-таки это была правда, хотя и не вся правда.
– Остальных собственная жизнь более или менее устраивала.
– Просто ты единственная говорила об этом вслух. – Пол нахмурился и покачал головой. – Теперь совершенно ясно – ни одна из них не была до конца счастлива.
– А Лиза? Она же не сама выбрала себе рак, не сама устроила крутые перемены в жизни.
– В определенной степени – сама, – возразил Пол. – Не она решила сотворить себе рак, но, заболев, она сама решила изменить жизнь.
– Верно. Но вот что меня беспокоит. Всегда ли мы знаем, что для нас лучше? Я хочу сказать – вот мы изменяем что-то, но, может, изменить нужно не это, а совсем, совсем другое. Взять меня. Кинулась в музыку, собралась стать певицей. А вдруг мне надо было идти в медсестры или что-нибудь в этом роде? Работали бы вместе с тобой здесь, в Хоумвуде…
Пол похлопал ее по руке и поморщился:
– Ты это уже пробовала, милая. Ясно как божий день, это занятие не для тебя.
Дейдра его почти не слушала. Ей в голову пришла неожиданная мысль: она мечтала изменить свою любовную жизнь, сменив мужчину, а на деле все, что ей нужно, – изменить взаимоотношения с Полом. Остановка за малым: она и раньше не знала, как это сделать, и сейчас не знает.
– Я рада, что вернулась.
– Рада?
В чем, в чем, а в этом-то она не сомневалась.
– Мне надо, чтобы ты знал, Пол. Я здесь, потому что так захотела.
– Правда?
– Правда.
А если бы она, как Лиза, думала, что ей осталось прожить полгода или год? Вернулась бы домой в этом случае? Раньше, до вылазки в Нью-Йорк, Дейдра точно знала, как проведет последние месяцы на этой земле: начнет прыгать с парашютом, объедет весь мир – словом, совершит все, на что прежде не хватало смелости.
Теперь другое дело. Единственное, чего она хочет и чего всегда безумно боялась, – это жить здесь и любить свое семейство. И влюбиться, наконец, в этого мужчину, которого обожает!
Пол притянул ее к себе, прижал. Сердце гулко стучало прямо ему в грудь. Руки Пола поползли вниз, обхватили ее бедра.
– А этого ты тоже хочешь? – прошептал он.
Она лишь кивнула – слова застряли в горле.
Его объятия стали жарче, пальцы скользну ли под резинку трусиков. Она закрыла глаза и сделала то, что делала всегда, – начала представлять себе Ника.
Нет! Так нельзя! Она заставила себя открыть глаза. Это несправедливо по отношению к Полу, к их браку, к ней самой, в конце концов. Больше этого не будет.
– Погладь меня, Пол.
Он вытянул руку и опустил ладонь между ее ног. Ах ты, господи, вот неумеха…
– Нет. – Дейдра взяла его руку и направила. – Вот так.
Его пальцы касались ее то слишком грубо, то так легко, что она почти ничего не чувствовала.
Но должно же, должно получиться! Что делать? Если она разозлится или будет нетерпеливой, станет только хуже. Одно ясно: больше она не желает лежать рядом с собственным мужем и при этом далеко от него, в воображаемом мире, не желает получать удовольствие со всем не от того, что происходит в постели.
В голове мелькнуло смутное воспоминание.
– Знаю!
Куда же она это засунула? В укромное место, чтобы не нашли близнецы и случайно не наткнулся Пол. Молодец! Отличное место! Они точно никогда не найдут. Самой бы отыскать. В ящике с бельем нет, под ночными рубашками нет, под колготками нет, в старинной деревянной шкатулке, где лежат паспорта, тоже нет… Ага! Вот где! Лежит себе спокойненько под шелковым бельем, которое она надевала на свадьбу и с тех пор больше никогда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74