Нина, наверное, уже спит. Он пошел в библиотеку, решив что-нибудь выпить и почитать газету.
Положив серебряными щипцами лед в стакан. Гас увидел в дверях Хеннингса.
– Прошу прошения, сэр. Миссис Палленберг ждет вас у себя.
– Спасибо, Хеннингс. – Гас плеснул в стакан немного шотландского виски и осушил его. «Этот юный мерзавец Сет не терял времени даром, а сразу же донес обо всем своей мамочке, – подумал он. – И теперь она ходит из угла в угол, горя желанием обвинить меня во всех грехах. Может, это и к лучшему? Джуно думает, что я боюсь заговорить с Ниной о разводе и никогда не отважусь на такой шаг, но это не так. Я просто ждал подходящего момента. И возможно, сейчас этот момент настал».
Гас открыл дверь в апартаменты Нины. Она стояла возле мраморного камина. В лучах заходящего солнца, проникавших сквозь раскрытую дверь на веранде, ее каштановые волосы казались медными, а щеки – румяными. Нина улыбнулась и протянула к нему руки.
– Дорогая, ты выглядишь превосходно! – Он поцеловал ее.
– Я и чувствую себя превосходно. Я скучала по тебе.
Надеюсь, совещание прошло успешно?
– Ах, это… да. Лучше, чем я ожидал.
Нина взъерошила ему волосы.
– Дорогой, сегодня у нас будет особый вечер, Я настроена… романтически. Закажи на кухне шампанское и икру. И… – она поцеловала его в шею, – отпусти слуг. Всех.
Гас, несколько озадаченный таким поворотом событий, принял душ и побрился. Он приготовился к истерике, но неожиданно для себя увидел жену почти прежней. Да, Нина давненько не бывала в таком настроении. В последний год, даже сразу же после посещения клиники, она все чаще проявляла замкнутость и возрастающую агрессивность. Нина выглядела великолепно в тех случаях, когда брала себя в руки, однако большую часть времени она либо спала, либо сидела в своих апартаментах.
Впервые его жена отправилась в Швейцарию пять лет назад. Результаты превзошли все ожидания, и только через год она повторила курс лечения. В постели Нина стала настоящей тигрицей, более необузданной и страстной, чем когда-либо раньше. Она источала энергию.
Но посещения клиники учащались, и с каждым разом периоды эйфории длились все меньше. Нина по-прежнему выглядела чудесно, но появились симптомы, свидетельствующие об ухудшении ее психического и физического состояния. Однако Гас старался не замечать этого. Он многократно убеждал ее не ездить к доктору Гундхардту, так что ему не в чем было винить себя.
Гасу казалось, что болезнь прогрессирует очень быстро, поэтому необходимость тяжелого разговора с Ниной о разводе, возможно, отпадет сама собой.
И вдруг сегодня ее состояние опять значительно улучшилось. Она была почти такой же, как двенадцать лет назад в Риме, когда Гас встретил ее. В своем вечернем шифоновом платье персикового цвета, она показалась ему самой прекрасной женщиной из всех, кого он видел, и Гас влюбился в нее. Нина поразила его красотой, захватила страстью и ослепила огромным богатством. В жертву ревнивой жене, не желавшей отпускать Гаса ни на шаг, он принес свою карьеру архитектора. Несмотря на все причуды Нины, он был счастлив с ней, пока не проявились побочные эффекты лечения у доктора Гундхардта. В последние же три года его жизнь постепенно превратилась в ад. Ревность Нины переросла в одержимость, а перепады настроения приобрели болезненный характер Однако когда она была такой, как сегодня, их отношения становились прежними.
Когда он вернулся в комнату жены, шампанское уже стояло в серебряном ведерке со льдом, а Нина намазывала икру на кусочек тоста. Гас откупорил шампанское и наполнил два высоких хрустальных бокала.
– За тебя, дорогой! – улыбнулась Нина. – За нашу вечную любовь!
Они выпили, и жена поцеловала его.
– Мы всегда будем вместе – как сейчас. Я не смогла бы жить без тебя. – Нина откусила кусочек тоста, а оставшуюся часть положила в рот Гасу. – Я заказала икру сегодня утром у «Бальдуччи». Помнишь, когда мы ели ее впервые?
– В нашу первую годовщину.
– Сегодня у тебя тоже будет не только икра. Но и я.
Давай выпьем еще шампанского, дорогой, – весело предложила Нина, осушив свой бокал.
Вскоре бутылка опустела, икра была съедена. Нина поставила кассету: Элла Фицджералд пела Гершвина.
– Обними меня, мой нежный друг, – подпевала Нина, вальсируя по комнате. – Ах, Гас!.. Ты помнишь мое платье… то, что я купила на Капри? Конечно, помнишь – шелковое, с отделкой… Не знаешь ли, где оно? – Она бросилась в гардеробную и начала выбрасывать из шкафа свою одежду. Эксклюзивные модели от самых знаменитых кутюрье стоимостью в сотни тысяч долларов грудой лежали на полу. – О!.. Его здесь нет. – Голос ее дрожал, казалось, она вот-вот расплачется. Потом так же внезапно настроение Нины изменилось. – Густав Ниле Палленберг, ты самый талантливый архитектор на свете!
Я обожаю этот дом, преображенный тобой! Почему бы нам не построить и оранжерею?
– Но мы уже сделали это, дорогая, – сказал он, решив, что жена шутит. – Позапрошлым летом.
Накинув поверх платья меховое манто-макси, Нина танцующим шагом вернулась в спальню.
– Разве здесь не холодно?
– Ничуть.
– Нет, нет, этого им у меня не отнять… – напевала Нина. Вдруг она оступилась, оперлась на Гаса, сидевшего на банкетке, и прижалась грудью к его лицу. – О Гас!.. Гас! Давай займемся любовью…
Он вздрогнул.
– Ах, не хочешь? – спросила она и неожиданно усмехнулась. – Помнишь, как это было в самолете Ричарда? Ты до смерти боялся тогда, что пилот оглянется. Я с трудом сдерживала стоны… Но сегодня мне незачем сдерживаться. Ведь ты отпустил слуг, дорогой?
– Да… всех. – Гас встревожился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128