Прошло несколько лет, больше это не повторялось. Я уже подумывала, что, возможно, ничего и не было, так я его любила. Но после смерти матери это случилось снова. Потом стало происходить регулярнее. Мне все еще не верилось, в двенадцать лет я предпочла умереть, нежели поверить, но мне помешали…Стивен молча обнимал меня. Стон прекратился, но из горла вырвалось что-то вроде хрипа, я вздрогнула. Через некоторое время снова заговорила, но мой голос звучал как из-под земли…— Через год я убежала. Полиция нашла меня в парке, в кустах. Я ползала, прячась от фонариков, как маленькое животное. Меня доставили домой в полицейской машине, я могла рассказать им, но не сделала этого. Испугалась, что тогда меня запрут навсегда. Когда полиция уехала, отец уложил меня в свою кровать, но несколько недель не прикасался. Я решила, что спасена, что теперь наша жизнь изменится к лучшему.Мой голос задрожал, но я справилась с собой.— Что если бы все вышло наружу? Когда это началось снова, я порвала со всеми друзьями. И жизнь моя состояла только из танцев. С годами от меня стали ждать секса, и я оправдала ожидания.Стивен закутал меня в одеяло, стал укачивать… Меня трясло, я снова делала глотательные движения, заталкивала свои слова назад. Горло онемело, захотелось остановиться, замолчать… да, отец снова подбирался, тянул меня к себе… он накажет меня позже… я заслужила это. Но на этот раз я не позволю ему одержать верх, буду говорить свободно… Я перестала дрожать.Теперь слова полились спокойнее, голос окреп.— Никто ничего не подозревал. Мой отец был знаменитым скрипачом. Я, его дочь, вела жизнь всем на зависть. К нам захаживали известные ученые, люди искусства. Я рано научилась жить за пределами правды. Брала у них шляпы и пальто, подавала чай. Позволяла делать мне комплименты по поводу того, как я танцую, они видели меня во время выступления молодых танцоров и называли красивой и грациозной молодой леди, заявляя, что рады знакомству… я ничего не отвечала. Никто никогда не замечал несчастную, страдающую девочку, желавшую умереть. Я сама ненавидела ее! Она заслуживала всего самого худшего! А я была другой! Я была балериной!Когда я подросла, меня приняли в балетную труппу. Отец понимал, что я буду ежедневно работать рядом с другими танцорами, могу подружиться с ними и рассказать. Чтобы защититься, он пригрозил, что сам объявит во всеуслышание, сорвет с меня маску перед другими балеринами, хореографами и режиссерами. Все узнают, что в происшедшем виновна я. Каждое утро, отправляясь на репетицию, я боялась, войдя в дверь, обнаружить, что жизнь закончилась. Я ужасно дрожала, старалась скрыть свой страх, пока не оказывалась в зале и видела, что ничего не изменилось и еще целый день будет продолжаться моя балетная карьера. Ночью я полностью подчинялась ему. «Пожалуйста, папа, — умоляла я, — пожалуйста, не говори, я сделаю все». — «О, в конце концов правда о тебе вырвется наружу. Ее не скроешь». Он мучил меня, управляя, как марионеткой, пока мне не исполнилось семнадцать.Примерно в это время отец заболел и потерял силу. Я слышала слова врачей: «удар, печень, осложнения». Они созвали консилиум. Я преданно заботилась о нем, подавала еду, писала за него письма, отвечала на звонки. Это продолжалось в течение года. Я приносила ему книги для чтения, стирала одежду и постельное белье, давала лекарства. И все равно он слабел.Затем однажды утром случилось нечто странное. Я приготовила ему тост и клубничный чай, собрала перед уходом вещи для репетиции. Вошла в спальню и поставила перед ним поднос. Он сидел, опираясь на подушки, и слушал по радио классическую музыку. В комнате царил полумрак. Я чуть приоткрыла жалюзи, чтобы свет не раздражал его.— Спасибо, Куколка Бетти, — сказал он…Я увидела знаменитого крупного мужчину, быстро состарившегося за эти последние месяцы. Его густые темные волосы поредели, череп блестел. Зубы стали желтыми, лицо — бледным, кожа на шее — землистой, сморщенной. Пижама свободно висела на его маленьких плечах. Ширококостное, некогда мускулистое, а теперь хрупкое и бесформенное тело терялось под пледом; он казался почти бесполым. Если бы не белая щетина на лице, посторонний человек не определил бы, кто на кровати — мужчина или женщина. Жизненная энергия и могучая воля покинули дряхлеющую оболочку, а с ними исчезло и что-то еще. Я пыталась вспомнить нашу первую близость, потом вторую, третью, но мне не удавалось. Куда все подевалось? Я знала, что все это действительно происходило, но ничего не помнила.— На репетиции в это утро я была рассеянной, днем сказала руководителю, что отец чувствует себя хуже и нуждается в моем присутствии. Тот относился к отцу с большим уважением и тотчас отпустил меня. Я прыгнула в такси и проехала девять кварталов до нашего дома — надо же было узнать, как обстоят дела на самом деле. Прошла на цыпочках в его комнату и остановилась возле двери. Посмотрела на маленькое пожелтевшее существо под огромным пледом. Именно в этот момент я мысленно совершила побег, поняла, что смогу уехать.Стивен молчал. Я осеклась; вокруг царила тишина. Я вдруг обнаружила, что Стивен разжал руки. Когда он перестал меня обнимать? Что произошло? Стивен отодвинулся, одеяло упало с моих плеч. Я потянулась к нему, но он прижался к стене и словно оцепенел; потом встал с кровати, прошел к другой стене, удалился на максимальное расстояние, обхватил голову руками. Он больше не мог на меня смотреть. Я молча наблюдала, как он вышагивает взад-вперед. Мои скрытые секреты были барьером, разделявшим нас. Вырвавшись наружу, они стали каменной стеной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77