Минуту назад его не было, и вдруг тут как тут. Прочие мистеры ему и в подметки не годились. Выпускник Оксфорда, мистер Филдинг питал слабость к широким штанам, вязаным жилеткам и разноцветным галстукам-бабочкам, седую гриву с шиком зачесывал назад. И говорил шикарно. А когда смеялся – будто снежная лавина с гор сходила: хохотал, запрокидывая голову, так что Роберт мог пересчитать дорогие пломбы в его зубах. Белые пломбы, а не железяки, на которые у Роберта с Бонни только и хватало средств. Помимо этих достоинств, он обладал еще одним, в глазах Роберта наиглавнейшим. Большим и игривым золотистым ретривером по кличке Сэр.Явившись из ниоткуда, мистер Филдинг со своей заразительной улыбкой внезапно оказался повсюду. Роберт звал его просто Филдингом. И это было правильно, потому что больше всего на свете мистер Филдинг смахивал на школяра-переростка. На хулиганистого мальчишку. Как-то среди ночи устроил фейерверк, вынудив соседей-лодочников выскакивать на палубу в неглиже. Без него Роберту никогда не открылся бы захватывающий мир книжных приключений. Филдинг на пару с Сэром плавал по утрам в вонючей Темзе, оглашая окрестности оглушительными ариями.Каждый четверг, на зависть Питеру, мистер Филдинг встречал Роберта у ворот школы и вел в очередную, еще не изученную ими лондонскую галерею. Об искусстве он знал абсолютно все; по крайней мере, так считал Роберт. Более того, мистер Филдинг настаивал на том, что у него талант, и большой талант, – в противовес высказанному годы спустя приговору профессора Шнайдера. Филдинг даже попросил у Роберта разрешения взять на память несколько его набросков. Ответив согласием, Роберт ожидал увидеть клочки в мусорной корзине и был на седьмом небе, когда обнаружил свои произведения в рамках, украсившими стены гостиной.Говорить Филдинг мог на любую тему и в удовольствии этом себе не отказывал. И если уж открывал рот, то не умолкал часами. Сколько раз по будням, перед школой, Роберт лишь усилием воли поднимал себя с кушетки, где его сморил сон посреди монолога Филдинга.Талантливый человек во всем талантлив. Мистер Филдинг был не только превосходным рассказчиком, но и отменным слушателем. Задав Роберту вопрос, он устраивался поудобнее – локти на коленях, ладони сцеплены, лишь в серых глазах пляшут искры нетерпения.Единственная тема, которую мистер Филдинг никогда не поднимал, это откуда он взялся и куда направлялся. Работать он не работал, однако деньги у него водились; миллионами не ворочал, но за себя платил сам, чем тоже отличался от своих предшественников. И наконец, главное: он принес радость Бонни. Она цвела, как нарцисс в стране вечной весны. Филдинг водил ее в кино, устраивал пикники в ричмондском парке и лодочные катания по реке. Роберт и не догадывался, что мать может быть такой счастливой. А ему перепадало даже от их выходов «в свет»: ведь когда они уезжали, Сэр оставался в полном его распоряжении – чудесный пес с водопадом струящегося золота вместо шерсти и потешным языком, который жил, казалось, своей жизнью.Питера он видел редко, переживал по этому поводу, но не слишком, предпочитая компанию мистера Филдинга. Уж слишком Филдинг был хорош; делиться им даже с лучшим другом было выше сил Роберта. Своим отцом Питер готов был поделиться, но водопроводчик, у которого только и разговоров что о трубах, кранах да сливных решетках, в сравнении с Филдингом выглядел жалко. Так что лучший друг теперь все чаще получал поворот от ворот плавсредства, которое он привык считать ни больше ни меньше как собственным домом.Трое в лодке, не считая собаки по кличке Сэр, были неразлучны. Каждый кусочек мозаики жизни Роберта впервые нашел свое место. Исчезли всяческие мистеры, калечившие его сон, ушли в прошлое непостижимые рыдания Бонни. Настал конец раздумьям об отце. Роберт рыбачил, гулял, смеялся и болтал, он жил вместе с Филдингом и Сэром. Что еще нужно мальчишке на пороге возмужания? На любые его неловкие вопросы, с которыми он в жизни не подступился бы к матери, Филдинг отвечал спокойно и толково, приправляя к тому же ответы анекдотами из собственной жизни. Он был поддержкой Роберту, когда у того случался «мокрый» сон или неуместная и унизительная до слез эрекция. У Роберта наконец появился настоящий собеседник. Да еще с чудесным псом, который каждую ночь засыпал у него под боком и каждое утро будил его холодным мокрым носом и шершавым языком. Само присутствие мужчины успокаивало, и мальчик научился проваливаться, как все дети, в сон, не ожидая угрозы. Не опасаясь, что придется вскакивать среди ночи и с кухонным ножом наперевес защищать комнату матери от очередного налетчика.Со временем Роберт стал считать Филдинга своим настоящим, по недоразумению утраченным, но, к счастью, вновь обретенным отцом. Пусть не родной, но главное было в другом – Филдинг взвалил на себя ответственность и обязанности. И взвалил с радостью, а не кривясь от оказавшихся на его попечении сумасбродки и ее отпрыска-оборванца.Бонни не настаивала, а если откровенно, и не предлагала, однако при случае намекала, что Роберт вправе считать Филдинга именно отцом. Чем сильно заинтриговала сына, окончательно уверовавшего в истинное отцовство Филдинга. Почему, собственно, и нет? Роберт был слишком счастлив и слишком одурманен новой жизнью, чтобы держать зуб за свою прошлую безотцовщину. Отец вернулся, а все остальное неважно. Роберт забыл, что такое сгорать от стыда. Дом на воде, не как у всех людей, чудаковатая мать и дырки на свитерах окрасились теперь новыми, авантюрными красками. Роберт и K° стали свежеиспеченным классом новых счастливцев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99