Если она не изобретала новых игр для Майки, то курсировала мимо теток, пытаясь отравить им существование. Сидя за столом, устремляла взгляд поверх голов, беззвучно шевелила губами и напрочь игнорировала просьбы теток передать соль, перец или масло. Само собой, они обсуждали поведение племянницы, а племянница, само собой, их претензии посылала куда подальше. Как ни странно, на защиту Анжелы встала самая ненавистная из теток, Брайди; она же и призвала сестер к терпению: девочка у нас особенная. Время покажет, что из нее выйдет. Вдохновленная неожиданной поддержкой, Анжела разошлась вовсю; инсценировала обмороки, то валясь на землю как подкошенная, то опускаясь медленно и плавно, будто падающая с высоты шелковая лента. Когда она принялась лопотать на тарабарском языке собственного изобретения, интерес Брайди стократно возрос.Времени у Брайди было предостаточно, поскольку школу год как закрыли – по сути, за недостатком учеников, которых родители отсылали в более достойные учебные заведения, однако «недостаток средств» звучало приличнее. Эту причину и называли.Подготовка к первому причастию стала триумфом семилетней Анжелы. Брайди на ура принимала все ее репетиции предстоящего ритуала, а Анжела и рада стараться, под шумок закатывала настоящие шоу. Крепко зажмурившись, прижав ладонь ко лбу, она в деталях расписывала свои сны, а когда очередь доходила до чего-нибудь не слишком пристойного – сам дьявол вдруг объявлялся или архангел Михаил, – незаметно приоткрывала один глаз, чтобы насладиться выражением теткиных лиц. Бина поругивала дочь, но бесконечные домашние дела не позволяли ей всерьез вмешиваться в это «безобразие».Очередная буча в доме заварилась при обсуждении платья для конфирмации. Однако тут уж была вотчина Бины, и ей удалось исключить сестер из процесса до самой последней примерки, когда Анжела замерла посреди комнаты с опущенной головой и молитвенно сложенными ладонями, а мать доводила до ума подол длинного наряда. Брайди, не утерпев, ворвалась в гостиную и едва не лишилась чувств от упоения. На ее визги щенячьего восторга притопали остальные тетки, и все тут же сошлись во мнении, что девочка – сущий ангелок, что белое ей чудо как к лицу, а в белом одеянии послушницы она будет краше всех. Каждое слово звучало музыкой в ушах Анжелы.Если прежде ей лишь изредка удавалось привлечь внимание домочадцев, то теперь она превратилась в центр мироздания теток. Сновидения (ныне называемые не иначе как просто видения, что придавало им неизмеримо большую значимость) участились, без обмороков не проходило ни дня, тетки умилялись и впадали в экстаз. Вновь и вновь они проигрывали церемонию преображения Анжелы в Христову невесту, сопровождая дребезжащим пением ее медленный проход через кухню к импровизированному алтарю, где Брайди принимала последние клятвы Анжелы и наконец – душещипательный момент – надевала ей на палец кольцо.Если она такая особенная, то Господь просто обязан это доказать – рано или поздно подобная мысль должна была поселиться в детском уме. И в один прекрасный день Анжеле захотелось чуда – как доказательства ее избранности. Всевышний что-то медлил, но Брайди провозгласила, что Он ждет свою невесту у настоящего алтаря и совершит истинное чудо сразу же после обряда венчания.Перспектива для ребенка чересчур отдаленная, а потому туманная. К тому же мир во всем мире и прочие глобальные проблемы Анжелу не слишком волновали; сундучок бы найти с драгоценностями, замурованный, к примеру, в подвальной стене, – это да. Брайди, к тому времени раскусившая племянницу не хуже, чем та ее, нашла выход из положения: Анжела заставит дядю Майки спуститься с чердака. Вот это уж будет всем чудесам чудо. Заманчиво. Очень заманчиво. К семи годам Анжела начала догадываться, что нормальному человеку на чердаке не место. Вытащить оттуда Майки – да, ради этого она готова ждать.Ее призвание Христовой невесты никогда не обсуждалось; если нет сомнений, значит, призвание налицо, заявила Брайди, и к этому вопросу больше не возвращались. Откровенно говоря, кое-какие сомнения возникали, и в ранней юности – немыслимо тяжкий возраст – Анжела подъезжала с ними к матери, но та лишь пожимала плечами. Ей было что сказать дочери… лет пять назад, но та смотрела в рот Брайди. Что посеешь, то и пожнешь.Пожнешь… Когда еще это будет. Анжела вздохнула, прислушиваясь к скрипу ступенек под натруженными ногами матери, завернулась поплотнее в одеяло и закрыла глаза. Спать… Святые небеса, опять чуть не забыла. Она скороговоркой прошептала молитву на ночь, мысленно перекрестилась и через минуту уже спала.Оседлавший ослика Христос медленно кружил на месте, дразня Брайди довольной ухмылкой. Только это и не Христос вовсе, а экскурсовод по имени Роберт, из Музея Виктории и Альберта. Какая наглость. Днем от него покоя нет, теперь еще и спать не дает? Ну уж нет. Ей снится, что она встает с кровати, опускается на колени и молитвами выставляет его вон. Глава пятая В жизни, размышлял Роберт, обегая взглядом ровный ряд улыбающихся японских лиц, неизменны лишь смерть да разочарование. Даже пребывая в счастье, меланхолик ожидает от жизни какой-нибудь гнусности, а Роберт – меланхолик до мозга костей, – казалось, давно сжился с разочарованиями. Поразительно, что к последнему он оказался не готов. Почему он не убедил себя в том, что она, скорее всего, не придет? Подумать только, в кои веки человек отверг философию пессимизма – и чем ему отплатила жизнь? Убедительным доказательством правоты этой философии. Болван. Будешь знать, как полагаться на забрезжившую где-то в глубинах сознания надежду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99