Двадцать третьего декабря наш смазливый хирург, мистер Хедли, сказал, что ему не нравится, как заживает моя рана, и прописал еще два дня постельного режима. А двадцать четвертого всех мало-мальски способных самостоятельно доползти до дверей больницы выписали. Во всем отделении нас, страдалиц, осталось лишь две: я и рыжеволосая дамочка по имени Марина, которой только что прооперировали грыжу.
Муж Марины навещал ее раза четыре в день, неизменно сопровождаемый парой малолетних детишек, Тимом и Милли. Вид у него был загнанный. Оба чада так и светились от восторга; чувствовалось, что, оставшись без материнского присмотра, сорванцы резвятся без удержу. Когда они в очередной раз удалились, Марина захромала ко мне, увлекая за собой стойку с капельницей.
— Бедненький! — вздохнула она. — Совсем, похоже, до ручки дошел. Представляете, Эли, он приволок мне те же журналы, что приносил в прошлый раз. Может, хотите почитать?
Не дожидаясь ответа, она вывалила на мой изрезанный живот кипу журналов. Я стиснула зубы в ожидании боли, но, по счастью, ни один из журналов на шов не угодил.
— Спасибо, — сказала я и раскрыла первый попавшийся.
Название у него было многообещающее — «Совершенная женщина». На обложке ухоженная модель смеялась, запрокинув голову и сверкая идеально ровными зубами. (Знаем мы эти штучки — наверняка у нес полный рот фарфора!) Журнал был напичкан советами и полезными сведениями о том, как лучше встретить предстоящее Рождество. Рецепты мясных пудингов. Секреты выпечки крекеров. Совет наряжать елку серебристыми и темно-синими игрушками — самых модных в этом году цветов. (Вот, значит, чем руководствовалась мамочка, приобретая свое рождественское чудо.)
— У меня еще свежий «Космо» есть, — добавила Марина. — Я бы дала его вам, но там такая потешная эротическая викторина, что, боюсь, у вас швы разойдутся.
— Спасибо, — поблагодарила я. — С меня и «Совершенной женщины» хватит.
В промежуток между обедом и чаем я узнала, как шить тряпичные куклы и делать аппликации. Если обычно я быстро пролистывала журналы, начиная с последней страницы, и бегло знакомилась с проблемными статьями, то этот скучнейший журнал, не зная, как убить время, я прочла от корки до корки. Даже оглавление проштудировала. Домашних своих я вечером не ждала, поскольку они собирались праздновать сочельник у тетушки Кэтрин. На Дэвида я тоже не рассчитывала. Утром он уже меня навещал и принес цезальпинию в горшочке. (Я эти штуковины на дух не переношу.)
— Мне ужасно жаль, что ты застряла здесь на Рождество, — посочувствовал Дэвид, ставя на мой столик невзрачный горшочек с цветком.
— Ничего страшного, — мужественно сказала я. — Медсестры уже в костюмы Санта-Клауса вырядились. Здесь наверняка будет очень весело.
— Что ж, из солидарности с тобой я тоже готов пропустить сегодняшний прием в «Ротонде», — торжественно заявил Дэвид. — Тем более что без тебя это все равно не праздник.
«Ротонда» — одно из немногих уютных мест, где мы с Дэвидом оттягивались вовсю. Нечто среднее между пабом и дискотекой, полностью переоборудованное, с современными приколами, с развешанными по стенам веслами, метлами, велосипедными колесами и разве что не унитазами и кухонными раковинами. (Одна раковина, правда, красовалась-таки на стене дамского туалета.) Как бы то ни было, но в бриндлшемском захолустье «Ротонда» считалась наимоднейшим ночным клубом. Недаром билеты на празднование сочельника в столь экстравагантном месте были распроданы еще в конце сентября.
— Не валяй дурака, — сказала я Дэвиду. — Ты непременно должен пойти. Ты мечтал о сегодняшнем празднике четыре месяца.
— Это верно, — со вздохом согласился Дэвид. — Но без тебя праздник для меня не праздник. Тем более что ты в больнице лежишь. Нет, я так не могу.
— Но ведь я вовсе не против, — с горячностью возразила я, не желая прослыть губительницей сочельников. — Иди!
— Нет, не могу я праздновать, пока ты лежишь в этой стерильной больничной палате, — возразил Дэвид.
— Билеты тебе в двадцать фунтов обошлись, — напомнила я. — Ты должен идти.
— Верно, — неожиданно кивнул он. — Билеты по десять фунтов стоили. Такие деньги коту под хвост не бросают. Может, и в самом деле сходить, а?
От изумления я раскрыла рот. Вот уж чего не ожидала! Я была уверена, что Дэвид проявит стойкость и продержится, пока я сама не предложу, чтобы он провел всю ночь у моей постели.
— Ты и правда не против? — на всякий случай уточнил он.
Что я могла сказать? Естественно, я была против.
— Нет, конечно, — подавленно ответила я, обрывая листок отцветающей цезальпинии. — Повеселись там за нас обоих.
— Вот что, — оживился Дэвид, — я, пожалуй, загоню кому-нибудь твой билет, а завтра утром первым делом занесу тебе деньги. Устраивает?
— Очень.
Хорошенькое утешение!
Дэвид слинял. Он даже спотыкался — так спешил.
Вечером, по мере того как стрелки часов приближались к семи (в это время двери «Ротонды» открывали и начиналась обычная вакханалия), я все с большим и большим трудом заставляла себя читать «Совершенную женщину». Почему-то я полностью утратила интерес к способам украшения рождественского пудинга. Марина уже сладко посапывала на кровати у противоположной стены палаты. Из коридора доносился заливистый смех ночных медсестер. Интересно, над чем они потешались? Не иначе как над моим целлюлитом.
Прежде Рождество было моим любимым праздником, семейным торжеством, тем самым единственным и неповторимым днем, когда влюбленные и просто любящие души могли показать, насколько любят друг друга. Сейчас же мысль о приближении Рождества вдохновляла меня примерно в той же степени, как, скажем, Робинзона Крузо радовало открытие, что он очутился на необитаемом острове.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107