Я ДОЛЖНА написать о том, что произошло со мной, мне надо высказаться хотя бы на бумаге — выплеснуть застоявшийся гной, пока он не прорвался сам.
В тот день он меня изнасиловал. Собственно, поначалу он хотел меня, видимо, просто избить, но не справился со своей яростью. Я до сих не понимаю, почему он это сделал. Он никогда не нравился мне, он всегда относился ко мне с видимой неприязнью, но никогда, никогда я не допускала мысль, что он настолько ненавидит меня. Никогда он не давал повода заподозрить, что за дьявол сидит в нем. Многие изменяют своим женам и гадят сотрудникам на работе, но ведь это не означает, что они способны на подобную низость. Если бы я хоть на секунду могла допустить мысль, что он способен на такое, я бы ни за что не осталась с ним в доме без Полины. И все-таки он сделал это… Мне страшно даже выводить это слово на бумаге. Я помню каждую деталь — как он зашел в мою комнату, прервав мои занятия, и стал, как всегда, оскорблять меня, намекать на какой-то шантаж с моей стороны, как потом… Мне не хочется описывать, как это было противно, больно и как это вообще все ужасно и грязно, это просто произошло и все. Я сопротивлялась, я даже умудрилась полоснуть его ножом по руке. Откуда взялся нож — черт его знает. Наверное, чистила яблоко, да так и забыла на столе. Жалко, что не убила. Было много крови, которая довела его до яростного, животного исступления, были мои крики, которые никто не услышал. Потом были угрозы с его стороны, что если я скажу кому-нибудь, он меня найдет и убьет, и не только меня, но и моих родных. Я ему поверила. Тогда я верила больше таким мерзавцам, чем милиции, которая, по моему мнению, за деньги могла закрыть глаза на все, что угодно. То, что Никита с его деньгами из меня же и виноватую сделает, если я заявлю, казалось для меня совершенно очевидным. Он дал мне время до вечера на то, чтобы собрать свои вещи и исчезнуть. Исчезнуть навсегда из его поля зрения.
Когда он ушел, моей первой мыслью было то, что, исчезнув вот так, я предам Полину. Но я не хотела разрушать их брак своей историей, ведь она вскоре должна была родить ребенка. И я решила все же исчезнуть из ее жизни. Я не могла больше видеть эту надругавшуюся надо мной сволочь, и я не была в силах что-либо изменить в жизни Полины.
Потом я подумала о том, что надо сходить к врачу. Было невыносимо больно и нужен был совет, что делать в такой ситуации. Единственный врач, которого я знала из этой области, была та врач из клиники, где Полина забеременела. Я нашла ее телефон в записной книжке и позвонила. Трубку взяла не сама врач а медсестра, видимо, новенькая. Я назвалась Полиным именем и сказала, что мне необходимо срочно придти на прием. Медсестра порылась в бумажках и сказала, что врача пока нет, а потом…Я до сих пор помню дословно наш разговор. Она спросила меня, что делать с замороженными эмбрионами. Я ничего не поняла и переспросила, о каких эмбрионах идет речь.
— Ну, те, которые зачаты от вашей знакомой, ведь вам подсадили одного, а два тогда заморозили, , так они уже не нужны или держать пока? — сказала она совершенно равнодушным тоном, словно речь шла о вырванном зубе.
— От Зои Солодцевой? — спросила я сдавленно, хотя уже знала, что это именно так и есть. Даже помню, как зубы стучали, словно от пронизывающего холода.
— Сейчас проверю фамилию… Ну да, а других у нас и нет в вашем файле.
Я швырнула трубку. Я не нашлась, что ответить. Меня трясло. Почему именно на меня должно сваливаться все самое плохое? Что такого я сделала в жизни, чтобы заслужить к себе такое отношение? Полина ничего мне не сказала про то, что там еще остались эмбрионы. Не просто эмбрионы, а мои эмбрионы, за которых кто-нибудь другой решал, жить им или нет! Как она могла оставить их там, не сказав мне? Ведь я имела полное право знать об этом. Неужели я значила в этой жизни не более, чем пустое место, мусор, с которым никто не считается? В тот момент я поняла, что Полине плевать на меня и так было всегда. Меня больше ничего не связывало с этим домом. Но мне нужно было все-таки сходить к врачу на проверку, а потом уже убраться из этого дома навсегда.
Я поехала в ту клинику и нашла Людмилу Алексеевну. Она меня сразу же узнала — в этом можно было не сомневаться по тому, как она побледнела при виде меня. Я завела ее в кабинет и приперла к стенке тем, что все знаю об эмбрионах. Она не поняла, что я имела в виду, и начала оправдываться, что Полина поставила ее в безвыходное положение, что боялась, что я буду качать права по поводу ее ребенка и все в этом духе. Так как я в шоке молчала, она так и не поняла, что только что она мне выложила всю ту правду, о которой я даже и не подозревала к тому моменту. О том, что Полинин ребенок был все же от меня. О том, что она меня просто обманула, предала, использовала, как бездушную глупышку. О том, что она носит МОЕГО ребенка и скрыла это. Ну что же, раз так, то и я буду играть по их правилам, решила я в тот момент. Как вы ко мне — так и я к вам. Я сделала вид, что не придаю этому значения и просто попросила ее обследовать меня. После осмотра я приехала за сумкой, складывая по кусочкам в голове всю картину, представляя себе, как когда-нибудь я буду в состоянии постоять за себя. Когда-нибудь.
Я забрала свои вещи и отправилась на вокзал. Правда, перед тем как уйти, я решила оставить свое кольцо с изумрудом своему ребенку, тому, который жил в чужой утробе. Я не знала, что со мной произойдет в будущем и на случай, если я вдруг никогда не увижу этого малыша, мое кольцо, предназначенное переходить по наследству, должно достаться этому ребенку. Моему ребенку. Он должен знать, что я люблю его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100