Нэн Лоринг посмотрела на него своими ясными голубыми глазами:
– Вы хотите, чтобы я ответила откровенно, Марк?
– Неужели я когда-нибудь требовал чего-то другого?
– На мой взгляд, есть несколько причин, по которым они уходят. – Нэн сняла свои очки в роговой оправе, и ее близорукие глаза затуманились. – Во-первых, они приходят сюда, чтобы увидеть знаменитого Марка Бакнера…
Он нетерпеливо махнул рукой:
– Вы же знаете, что я никогда… Ну, не вступаю в романтические отношения со своими сотрудницами.
– Вы неправильно меня поняли, я не считаю, что все они надеются переспать с вами, – сухо сказала Нэн. – Но даже если и так – разве кто-то им сказал, что это нереально?
– Я не… А, черт! – Марк встал и принялся расхаживать по комнате.
– Но это еще не все, – продолжала Нэн. – В отличие от того, что думают большинство мужчин, по крайней мере большинство администраторов, девушки идут работать секретарями не только для того, чтобы спать со своими боссами или выйти за них замуж. И деньги тоже не главное. Они хотят деятельно участвовать в жизни их учреждения. И многие из них, во всяком случае, те, кто мечтает сделать карьеру, хотели бы думать, что имеют хоть какие-то шансы на продвижение. Но в «Мачо» они могут быть только машинистками, стенографистками или секретарями – и все. Там нет ни одной женщины-редактора или женщины-администратора.
– Но ведь это журнал для мужчин, Нэн!
– Ну и что?
– Как же может женщина рассчитывать на творческую должность в таком журнале?
– Вы что, не слышали о движении за равноправие женщин?
– Слышал, слышал, – проворчал Бакнер. – Но не понимаю, какое отношение это имеет к «Мачо». К тому же большинство из тех активисток, что я видел…
– …по манерам напоминают водителей грузовиков. Жаль, что вы не двинулись дальше стереотипов, Марк Бакнер. Во всяком случае, не все активистки такие. Такими их изображают мужчины, надеясь , что это правда. Вы знаете, как это называется? Мужской шовинизм!
– Хорошо-хорошо, пусть я шовинист и все такое прочее, но я считаю, что немало поспособствовал сексуальному освобождению женщин.
– Очень многие женщины считают, что «Мачо» превращает их всего лишь в сексуальные объекты.
– Вы тоже так думаете?
– Я здесь работаю, босс, и эта работа мне нравится. Вы всерьез ожидаете, что я отвечу на ваш вопрос?
Бакнер раздраженно посмотрел на нее и вновь принялся ходить по комнате.
– Это все равно не решает нашу проблему. Можно ли найти секретаршу нижнего офиса, которая задержится здесь надолго?
– А вы позволите мне самой взяться за это, вместо того чтобы звонить в агентство по найму и заказывать там секретаря – так, как если бы вы заказывали корзину с фруктами?
Марк остановился.
– Конечно. Даю вам карт-бланш.
– И если я найду девушку, которая хочет сделать карьеру в журнале, вы по крайней мере хоть подумаете о том, чтобы найти ей потом что-нибудь посерьезнее?
– Ну конечно! – не задумываясь, согласился Марк. Такое обещание ни к чему его не обязывало.
– Я знаю, о чем вы сейчас думаете. В вашем искушенном мозгу мелькнула мысль о том, что это вас ни к чему не обязывает. Я права?
– Что?.. – Он откинул голову и рассмеялся. – Вы умеете читать мысли, Нэн?
– Поскольку я работаю на вас, это не страшно. – Она надела очки, встала и направилась к выходу.
– Нэн!
Она повернулась.
– Что у вас на уме? – Марк смотрел на нее, склонив голову набок. – Мне кажется, вы только что обвели меня вокруг пальца.
– Раз вы не умеете читать мысли, то не сможете узнать, верно ли это.
Вот так Пегги Чёрч и попала на работу в «Мачо энтерпрайзиз».
Глава 10
Когда Пегги училась в колледже, движение за права женщин только зарождалось и о нем еще почти ничего не было известно. По мнению Пегги, во многом оно было результатом свойственного молодежи брожения умов. Симпатизируя целям движения, она не принимала непосредственного участия в борьбе – ни в сборе подписей, ни в маршах против войны во Вьетнаме, ни в организации шумных баталий с администрацией колледжа. Будучи серьезной студенткой, Пегги понимала, что участие в движении протеста может помешать учебе. Ее попросту могли отчислить, как уже отчислили многих других.
К тому же Пегги никогда не ощущала в себе того презрения, с каким революционная молодежь относилась к своим родителям и к моральным ценностям среднего класса вообще. Ее родители были людьми зажиточными, отец работал вице-президентом одной из страховых компаний, в детстве она была окружена вниманием и заботой. Так с чего бы она стала ненавидеть своих родителей? Она их любила. Пегги признавала, что, возможно, в чем-то их взгляды устарели, но ведь поколенческие разногласия – дело обычное, дети всегда восстают против своих родителей. Просто на сей раз противостояние переросло в открытый бунт.
И хотя Пегги училась в Калифорнийском университете, где все это зарождалось, она не готова была считать движение протеста своим кровным делом и отказывалась присоединиться к бунтарям. Товарищи по учебе подвергали ее насмешкам, но она только пожимала плечами.
Единственное, что она полностью одобряла, – это отношение молодого поколения к сексу, знаменательное освобождением от чувства вины. Однако после нескольких случайных связей энтузиазм Пегги несколько поугас. С чисто сексуальной стороны все обстояло нормально, просто аккуратистке Пегги быстро надоели бороды и длинные волосы, запах грязной одежды и немытых тел.
Однажды, выпив лишнее, Пегги залезла в спальный мешок с неким бородачом, который фактически начал ее насиловать. Когда же она запротестовала против чересчур быстрого совершения акта, ее партнер буркнул:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80