— Может, применишь напалм, как вояки во Вьетнаме?— Нет! — рубанул воздух ребром ладони Эбон. — Просто объясняю вам, что ваши люди не столь организованны, как мы. И я не позволю всяким оборванцам сопливым срывать наши планы. — Тон Эбона стал жестким, если не сказать жестоким. — Более того, как и в любой военной операции, завтра будут потери. Кое-кто из наших братьев пострадает. А если еще вы впутаетесь, то и кое-кто из ваших тоже!— Потери? Жертвы? Нет, ты что, приятель… — На лице «Иисуса Христа» появилось встревоженное и даже испуганное выражение.Эбон уже вычислил для себя, что среди четверки именно этот бородач является заводилой. И сосредоточился только на нем.— Именно потери и именно жертвы. Мы знаем, что это обязательно произойдет, и мы к этому готовы. А вы?— Нет, мы как бы… Нет, мы не хотим, чтобы наши ребята пострадали. Пусть легавые, но не наши ребята… Нам бы помаршировать, попеть, может, несколько плакатов…— Вот вам руки-ноги и переломают, а кого, может, и кокнут насмерть. К этому вы готовы?— Чего же ты от нас тогда хочешь?— Сидите завтра тише мыши. Никаких маршей, никаких песен, никаких пакетов с дерьмом, которые вы так любите швырять в легавых.«Христос» задумчиво поскреб в бороде грязными пальцами.— Мы выбрали парад Рекса потому, что это, понимаешь, самый такой заметный. Но ведь завтра будет еще один. Как он там называется? Комус, что ли?А что, если мы махнем Рекса на Комуса, а?— Нет, — твердо заявил Эбон, — завтра вообще никаких ваших демонстраций.— Постой-ка, а кто ты вообще такой, чтобы нам приказывать? — вспылил «Панчо Вилья». — Мы, конечно, за вас, но что ты нам сделаешь, если мы сейчас пошлем тебя куда подальше, а?Эбон уставился ему в глаза твердым взглядом:— А я тогда распоряжусь, чтобы мои люди дали по мозгам паре-другой хиппарей. Тогда вам достанется и от легавых, и от наших братьев.Бородач заерзал на своем ящике.— Ты что, серьезно?— Будь уверен, черт побери! — Эбон решил, что настал момент слегка смягчить тон. — Слушай, а что вы теряете? Вы же протестуете против растранжиривания таких деньжищ на все эти парады, так? В этом я вас поддерживаю, но у нас куда более важные цели.Нам нужно, чтобы нас признавали людьми, мы добиваемся прав, которые должны быть нашими правами от рождения. Усек? Так что, по-твоему, важнее?— Усек, брат. — «Христос» с улыбкой поднялся.Улыбка была неожиданной, ласковой и печальной одновременно, и Эбон даже заморгал, удивившись про себя, как же все-таки этот парень действительно похож на Иисуса Христа, по крайней мере на того, каким его изображают на всех картинках. А кому еще лучше знать про это, как не чернокожему мальчишке? Пока он не подрос настолько, чтобы воспротивиться, Эбона затаскивали в церковь при всякой возможности, там он и насмотрелся на белого Иисуса Христа, ободряюще взиравшего на него сверху вниз с выражением неиссякаемой доброты и сочувствия.Остальные трое попытались было возроптать, но бородач в конечном итоге взял верх. Он повернулся к Эбону и вскинул руку.— Мир, брат.Эбон на его жест не ответил. Он в полной неподвижности молча наблюдал, как четверка гуськом потянулась прочь со склада.Эмбер осторожно поинтересовался:— Думаешь, они тормознут, Эбон?— Шансы на это есть. И хорошие. По-моему, они совсем не горят желанием получить по башке. Правда, умелый агитатор смог бы расшевелить их на демонстрацию, но чтобы вот так, без подначки… Думаю, они ее отменят. Кстати, Эмбер, сегодня к вечеру тебе нужно сделать вот еще что. Собери как можно больше наших людей, только из тех, кто не участвует в завтрашней лежачей демонстрации, и отведи их к капитану Форбсу…Грин издал придушенный не то хрип, не то стон.— Это еще зачем, Эбон?Эбон оставил его вопрос без внимания.— У капитана есть альбомы с фотографиями известных полиции карманных воров. Пусть наши люди посмотрят их очень внимательно. А завтра пусть походят в толпе. Если заметят карманника, немедленно сообщать полицейским. Либо хватать его самим.— Да ты что такое говоришь, Эбон? — взревел Грин. — Мы что, за легавых будем работать?— Слушай, Грин, а почему это я должен тебе все рассказать, а? — с пугающим спокойствием осведомился Эбон. — Пора бы уже уразуметь, что в Лиге я царь и бог. Если бы в армии ты стал; обсуждать приказы начальства, тебе бы враз башку оторвали. Ладно, объясняю. На карманников я спущу наших людей по той же самой причине, по какой тормознул этих хиппи патлатых. Мне нужно, чтобы все внимание, как можно больше внимания, было завтра сконцентрировано на нас. Кроме того, только прикинь, ведь капитан Форбс мозги себе свихнет, когда узнает… — Эбон расплылся в улыбке, — что я приказал нашим людям помогать легавым ловить карманников. И когда ему доложат, что хиппи согласились отменить свою демонстрацию: Да он на уши встанет!Лофтин, докладывая Рексфорду Фейну о событиях этого дня, предложил ему несколько смягченную версию. Он не стал рассказывать, как черномазые вышвырнули его на улицу и как разозлило сенатора Сент-Клауда его появление в гостинице.Зато у него была припасена новость, которую он считал прямо-таки радостной. До прихода к Фейну он заскочил к капитану Форбсу и застал его в полном недоумении. Форбс рассказал ему, что чернокожие целый день валят толпами, чтобы посмотреть на фотографии карманников, и предлагают полиции свою помощь во время завтрашнего парада Рекса.Форбс также сообщил, что ему донесли о том, что Эбон уговорил хиппи не проводить намеченную ими демонстрацию.Лофтин передал эту информацию Фейну и возбужденно воскликнул: , — Видите, мистер Фейн, многие проблемы уже решены. С карманниками будет полегче, да и чертовы хиппи мешать не станут!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76