ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Вытряс из бедняги душу и на неделю уложил его в госпиталь.
– Это для меня не новость, – спокойно заметила Стиви.
– Может, это и так, – согласился Сэнди, – но времена изменились, и флот тоже. Родители шофера позвонили своему конгрессмену, а тот пошел прямо в департамент флота. Те призвали Каса к ответу… По меньшей мере дюжина человек оказались свидетелями этого. И флот не мог это замять, Стиви, не в этот раз. Касу предоставили выбирать – отставка или трибунал. Он ушел в отставку. Знаешь ли ты, что значило это для Каса Найта? Он потерял все… – Он подождал реакции Стиви, но та молчала.
– Ну, – сказал он наконец, поднимаясь. – Я думал, что тебе не помешает узнать это… ради тебя самой, если не ради него.
– Спасибо, что повидался со мной, Сэнди. Я знаю, что у тебя были самые добрые намерения. Просто… просто я не знаю.
Закрыв дверь за человеком, который был когда-то ее союзником, а также пешкой в разного рода борьбе, Стиви прижала ладони к глазам и прислонилась к дверному косяку. Какое мне дело? – спросила она себя. Почему я должна? У нее и без того напряжены сейчас нервы, так какого черта она должна ковыряться в своей душе, отыскивая крохи сочувствия к человеку, который едва не погубил ее?
Персонал Белого дома превзошел себя, устроив банкет в честь награжденных со всей помпой и церемониями, приличествующими этому средоточию государственности. Почетный караул, представлявший все три рода войск, стоял по стойке «смирно», когда гости, представители вашингтонской прессы и члены дипломатического корпуса предъявляли свои приглашения контингенту сотрудников ФБР, стоявших там в темных костюмах, а затем шли в зал для приемов, где музыканты из вашингтонского симфонического оркестра исполняли отрывки из мелодий Бродвея.
Внутри подковой стояли столы, накрытые белыми льняными скатертями, уставленные французским фарфором, оставшимся в наследство после президентства Кеннеди, и украшенные серебряными корзинками с красными, белыми и голубыми цветами. В центре стояли два стола, один для президента Соединенных Штатов и его семьи, другой для тех, кого будут награждать. Стиви села вместе с четырьмя другими мужчинами и женщинами, такими же, как и она, кандидатами на награду: выдающимся ученым, совершившим прорыв в области лечения СПИДа; почтенным писателем, который в течение двадцати лет писал блестящую двадцатитомную историю Соединенных Штатов; чернокожим мэром, сделавшим свой город моделью расовой гармонии; исполнительным директором автомобильной компании, который спас свое предприятие от банкротства, сохранив десятки тысяч рабочих мест.
Но даже окруженная таким блестящим обществом, Стиви никак не могла сосредоточиться, влиться в общую беседу. В голове у нее на разные лады перемешались голоса, требовали ее внимания и отвлекали ее беспрестанно. А в центре всего звучало эхо истории, рассказанной Сэнди, живая картина роковой ошибки Адмирала.
Она тыкала вилкой в ланч, приготовленный шеф-поваром Белого дома, механически улыбалась, когда к ней обращались, и старалась отвечать на вопросы, касавшиеся ее работы в Оазисе. Потом смотрела, как президент встал из-за стола, направился к установленной по случаю этого торжества трибуне и встал перед микрофоном, положив перед собой большое факсимиле с президентской печатью на обороте.
Она вежливо аплодировала, когда оглашались достижения других кандидатов и вручались медали. Затем услышала слова, которые заставили ее встрепенуться:
– …и вот с огромным удовольствием, – говорил президент, – я вручаю эту следующую Медаль Свободы женщине, чьи усилия по борьбе с алкоголизмом и наркоманией можно назвать просто героическими, а чья неустанная работа и неиссякаемые резервы сострадания служат примером для всех нас… это мисс Сефания Найт!
Аплодисменты пробежали по залу, когда Стиви поднялась из-за своего стола и пошла к подиуму. Обменявшись рукопожатием с президентом, она приняла медаль. Порылась несколько мгновений в заготовленных заранее набросках, но потом едва заметно тряхнула головой и стала говорить без них.
– Президент говорил о сострадании, – сказала она, – но мне хочется воспользоваться этой возможностью и попросить вашего участия. Мне хочется поведать вам о десятках миллионов американцев, что борются со своими пагубными привычками.
Я дочь алкоголички, – продолжала она. – В этой, стране таких, как я, больше двадцати восьми миллионов. И большинство из нас были произведены на свет в условиях заговора молчания.
Люди вроде меня никогда не были детьми. Мы росли в уверенности, что не заслуживаем того, чтобы быть счастливыми. Мы никогда не глядели в глаза действительности, и даже когда покидали свой дом, наша новая жизнь оставалась ложью. Я стыдилась себя, старалась стать кем-то, кем не была. Я сама стала наркоманом, как и многие дети людей с пагубными привычками. Моя фантазия превратилась в реальность… а любить или быть любимой я была не в состоянии.
Мне повезло. Я выжила, а вот многим это не удалось, – продолжала она, и ее голос дрогнул от волнения, когда она мысленно вспомнила своих умерших друзей. – Я сбежала от грез, которые едва не убили меня… и нашла себя, опираясь на правду. – Стиви помолчала, подумав, что уже все сказала и ей нечего добавить, а потом, словно услышав голос, который не слышала раньше, снова заговорила: – Правда, – сказала она, – приносит свободу от боли и от гнева. Наконец, она приносит прощение, и только тогда мы можем излечивать наши уязвленные души…
Отвечая на аплодисменты и возгласы, раздававшиеся вокруг нее, она ощущала благодатную тяжесть медали, которую держала в руке, символа того, что Оазис и Стиви Найт работали не напрасно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164
– Это для меня не новость, – спокойно заметила Стиви.
– Может, это и так, – согласился Сэнди, – но времена изменились, и флот тоже. Родители шофера позвонили своему конгрессмену, а тот пошел прямо в департамент флота. Те призвали Каса к ответу… По меньшей мере дюжина человек оказались свидетелями этого. И флот не мог это замять, Стиви, не в этот раз. Касу предоставили выбирать – отставка или трибунал. Он ушел в отставку. Знаешь ли ты, что значило это для Каса Найта? Он потерял все… – Он подождал реакции Стиви, но та молчала.
– Ну, – сказал он наконец, поднимаясь. – Я думал, что тебе не помешает узнать это… ради тебя самой, если не ради него.
– Спасибо, что повидался со мной, Сэнди. Я знаю, что у тебя были самые добрые намерения. Просто… просто я не знаю.
Закрыв дверь за человеком, который был когда-то ее союзником, а также пешкой в разного рода борьбе, Стиви прижала ладони к глазам и прислонилась к дверному косяку. Какое мне дело? – спросила она себя. Почему я должна? У нее и без того напряжены сейчас нервы, так какого черта она должна ковыряться в своей душе, отыскивая крохи сочувствия к человеку, который едва не погубил ее?
Персонал Белого дома превзошел себя, устроив банкет в честь награжденных со всей помпой и церемониями, приличествующими этому средоточию государственности. Почетный караул, представлявший все три рода войск, стоял по стойке «смирно», когда гости, представители вашингтонской прессы и члены дипломатического корпуса предъявляли свои приглашения контингенту сотрудников ФБР, стоявших там в темных костюмах, а затем шли в зал для приемов, где музыканты из вашингтонского симфонического оркестра исполняли отрывки из мелодий Бродвея.
Внутри подковой стояли столы, накрытые белыми льняными скатертями, уставленные французским фарфором, оставшимся в наследство после президентства Кеннеди, и украшенные серебряными корзинками с красными, белыми и голубыми цветами. В центре стояли два стола, один для президента Соединенных Штатов и его семьи, другой для тех, кого будут награждать. Стиви села вместе с четырьмя другими мужчинами и женщинами, такими же, как и она, кандидатами на награду: выдающимся ученым, совершившим прорыв в области лечения СПИДа; почтенным писателем, который в течение двадцати лет писал блестящую двадцатитомную историю Соединенных Штатов; чернокожим мэром, сделавшим свой город моделью расовой гармонии; исполнительным директором автомобильной компании, который спас свое предприятие от банкротства, сохранив десятки тысяч рабочих мест.
Но даже окруженная таким блестящим обществом, Стиви никак не могла сосредоточиться, влиться в общую беседу. В голове у нее на разные лады перемешались голоса, требовали ее внимания и отвлекали ее беспрестанно. А в центре всего звучало эхо истории, рассказанной Сэнди, живая картина роковой ошибки Адмирала.
Она тыкала вилкой в ланч, приготовленный шеф-поваром Белого дома, механически улыбалась, когда к ней обращались, и старалась отвечать на вопросы, касавшиеся ее работы в Оазисе. Потом смотрела, как президент встал из-за стола, направился к установленной по случаю этого торжества трибуне и встал перед микрофоном, положив перед собой большое факсимиле с президентской печатью на обороте.
Она вежливо аплодировала, когда оглашались достижения других кандидатов и вручались медали. Затем услышала слова, которые заставили ее встрепенуться:
– …и вот с огромным удовольствием, – говорил президент, – я вручаю эту следующую Медаль Свободы женщине, чьи усилия по борьбе с алкоголизмом и наркоманией можно назвать просто героическими, а чья неустанная работа и неиссякаемые резервы сострадания служат примером для всех нас… это мисс Сефания Найт!
Аплодисменты пробежали по залу, когда Стиви поднялась из-за своего стола и пошла к подиуму. Обменявшись рукопожатием с президентом, она приняла медаль. Порылась несколько мгновений в заготовленных заранее набросках, но потом едва заметно тряхнула головой и стала говорить без них.
– Президент говорил о сострадании, – сказала она, – но мне хочется воспользоваться этой возможностью и попросить вашего участия. Мне хочется поведать вам о десятках миллионов американцев, что борются со своими пагубными привычками.
Я дочь алкоголички, – продолжала она. – В этой, стране таких, как я, больше двадцати восьми миллионов. И большинство из нас были произведены на свет в условиях заговора молчания.
Люди вроде меня никогда не были детьми. Мы росли в уверенности, что не заслуживаем того, чтобы быть счастливыми. Мы никогда не глядели в глаза действительности, и даже когда покидали свой дом, наша новая жизнь оставалась ложью. Я стыдилась себя, старалась стать кем-то, кем не была. Я сама стала наркоманом, как и многие дети людей с пагубными привычками. Моя фантазия превратилась в реальность… а любить или быть любимой я была не в состоянии.
Мне повезло. Я выжила, а вот многим это не удалось, – продолжала она, и ее голос дрогнул от волнения, когда она мысленно вспомнила своих умерших друзей. – Я сбежала от грез, которые едва не убили меня… и нашла себя, опираясь на правду. – Стиви помолчала, подумав, что уже все сказала и ей нечего добавить, а потом, словно услышав голос, который не слышала раньше, снова заговорила: – Правда, – сказала она, – приносит свободу от боли и от гнева. Наконец, она приносит прощение, и только тогда мы можем излечивать наши уязвленные души…
Отвечая на аплодисменты и возгласы, раздававшиеся вокруг нее, она ощущала благодатную тяжесть медали, которую держала в руке, символа того, что Оазис и Стиви Найт работали не напрасно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164