Вот он и ведет теперь борьбу против тебя, Ливи, потому что хочет большего – и, быть может, имеет на это право.
Упрямое выражение ушло с лица Ливи. На минуту она отвернулась и посмотрела на восход.
– Как тут красиво, Стиви, – сказала она наконец, – и ты тоже делаешь такие красивые вещи для людей. Но есть проблемы, которые ты не в состоянии понять. Сейчас я трезва, как холодный камень, и все же мне порой кажется, что жизнь вот-вот взорвется вокруг меня. – Она снова взглянула на Стиви. – Если я позволю Кари переехать меня на паровом катке и выставить из «Кроникл», мне придется распрощаться со всеми своими надеждами на будущее. Я не могу представить себе, что Оливия Уолш проводит остаток дней своих в кресле-качалке, а ты можешь?
– Нет, конечно же, нет, – улыбнулась Стиви. – Но у тебя ведь есть внук, Ливи, и я не могу представить себе, как ты проведешь остаток жизни, так и не видя, как он растет, не получая от этого удовольствия. Ведь ты уже и так пропустила время, когда рос твой сын…
Какое-то мгновение Ливи еще владела собой, кивнув Стиви, как будто соглашалась с ней. Но глаза ее стали наполняться слезами, а черты лицам смягчились, расплылись.
– О, Господи, Стиви, – сказала она. – Я прямо и не знаю, что мне делать.
Стиви обняла ее, с нежностью, обещая поддержку. Так она всегда мечтала обнять свою мать.
– Ливи, не должно быть выбора между счастьем Кари и твоим. А ты так все устроила, да еще держалась за свою территорию так яростно, что Кари ничего не оставалось, как объявить тебе войну, чтобы получить то, что он хочет и в чем нуждается. Но ведь он не только твой сын, он и сын Кена – пусть даже Кен не успел вырастить его. Я уверена, что Кари хочет делать вещи, которые передал бы ему отец. А ты сохранишь за собой всю свою власть.
– Тут не может быть выбора. Или ты правишь всем, либо уходишь в сторону. – Ливи высвободилась из рук Стиви. – А что тогда останется мне?
– Ливи, если ты сама никогда не умела делиться властью, не думай, что этого не может Кари. Поговори с ним… как мать, а не как работодатель. Выслушай его, выясни, в чем он нуждается. А вдруг окажется, что он вовсе не хочет…
Ливи задумчиво кивнула и улыбнулась:
– Пожалуй, я попробую. Спасибо, Стиви. И послушай… если я столкнусь с какими-то новыми обстоятельствами – и постараюсь быть более деликатной и осторожной в их изложении, – может, я и передумаю, что мне делать с Энн…
Лицо у Стиви прояснилось.
– И тогда ты немного подождешь с публикацией этой истории?
– Да… пока то же самое будет делать и Дени Викерс.
Они снова обнялись. Затем Стиви взяла Ливи за плечи и отстранилась, глядя на нее.
– Знаешь, до завтрака остается еще час. Не хочешь ли еще поучиться плавать? Действительно, нет ничего лучше этого для…
Ливи со смехом вырвалась:
– Нет, благодарю. Ты и так уже достаточно многому научила меня для одного дня.
Глядя на удалявшуюся Ливи, Стиви вздохнула и подумала, как хорошо было бы ей и себя наставить на путь истинный так же просто, как она это делала с другими. Необходимость поговорить и выяснить отношения с Дени стала еще более безотлагательной, и все-таки Стиви не была уверена, что сможет одержать верх в этом поединке. Она не могла заставить себя оказаться лицом к лицу с женщиной, состоявшей в таких отношениях с Ли – и которая нуждалась в нем и использовала его точно таким же образом, как не щадила и себя – и постоянно жертвовала им ради своей профессии.
Она вернулась к себе и позвонила по селектору на кухню, чтобы кто-нибудь принес ей завтрак. Обычно она ела в столовой вместе с «путницами», но сейчас ей хотелось выпить кофе в одиночестве, чтобы успеть проглядеть почту.
Лишь просидев у себя в кабинете около часа – выпив кофе и так и не притронувшись к почте, – она осознала, что истинная причина ее уединения заключалась в том, что ей не хочется видеть Дени Викерс. Разумеется, это было бессмысленно. Как могла она рассчитывать работать дальше, если среди «путниц» находилась такая, с которой ей не хотелось встречаться.
И все-таки она просидела еще с полчаса и написала, по крайней мере, благодарственное письмо в Белый Дом с подтверждением своего согласия приехать для вручения награды. Она скрепляла печатью конверт, когда раздался резкий стук в дверь. Не успела Стиви ответить, как в комнату вошла Джин Фелбер, одна из сотрудниц.
– Прости, что помешала, – сказала она торопливо, – но ты нужна, Стиви.
– В чем дело? – спросила Стиви. Редко кто-либо вызывал ее таким образом, если только в этом не возникало крайней необходимости.
– Только что приехала Канда Лайонс, – ответила Джин.
– О-о! – Больше вопросов у Стиви не возникло. Все касавшееся Канды Лайонс – ее карьера и личная жизнь – превратилось в серию сплошных несчастий и чрезвычайных происшествий. И ее решение приехать в Оазис фактически стало прямым результатом ее недавнего ареста и обвинения в воровстве, покушении на личность и хранение наркотиков. Судья Уильям Хардести из Лос-Анджелеса не поверил словам Канды, что она не собиралась брать ожерелье с изумрудом в пятнадцать каратов у Картье во время автородео, а также ее заявлению, что две унции кокаина, обнаруженные у нее в сумочке детективом при обыске в магазине, не принадлежат ей. Не поверил и ее утверждению, что она защищала себя, когда набросилась на охранника, арестовавшего ее. Или три месяца на исправление, или она отправится в тюрьму надолго – таково было решение судьи. Вот и пришлось Стиви браться за дело. Выйдя из своего офиса, Стиви направилась к входу на территорию коротким путем, мимо спортплощадки, где в разгаре была игра в волейбол.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164