Причина такой резкой перемены была, вероятно, загадкой для того же Александра, но ей самой все было абсолютно понятно. Тратить время на слюни, сопли и вопли сейчас было преступлением. Да, у нее ничего не получилось. Но у Александра, она чувствовала это, могло получиться в самом ближайшем времени, а это было еще хуже! Хуже для него! Он мог попасться, его могли подловить, поймать, заарканить… Ксения, которая была знакома с ним столько лет, могла определить степень его доверчивости, и эта степень была настолько высокой, что некоторые люди, если бы знали его так, как знала она, не смогли бы уснуть, если бы не попытались его обмануть. Конечно, Ксения чувствовала, что в этих ее рассуждениях есть некоторое преувеличение, но она была уверена, что небольшое. Самое плохое во всем этом было то, что сам Александр не осознавал, какая опасность нависла над ним. Его сложно было винить в этом — кто бы смог усмотреть опасность в этой тишайшей, нежнейшей, положительнейшей, бесконфликтнейшей Анастасии? Ответ прост: никто. Кроме, естественно, Ксении, которая каким-то непостижимым образом (и к тому же на расстоянии!) улавливала флюиды обмана, которые источала эта прелестница.Произошло то, что должно было произойти: Ксения приняла боевую стойку. Кто, как не она, мог помочь в такой ситуации Александру? Решение вступить в борьбу неожиданно дало положительные результаты. Правда, пока это проявилось только в том, что Ксения, мобилизовавшись, сразу же стала себя лучше чувствовать и даже выглядеть. Бледность прошла, а глаза стали метать искры — то насмешливые, то мстительные. Такая резкая перемена, произошедшая в Ксении, несколько озадачила Александра, но удивление долго не продержалось. Во-первых, он уже был приучен к подобным скачкам настроения, которые случались у Ксении за восемь лет не единожды, а во-вторых, ему было не до того. Он, бедняга, был настолько занят своим ангелом, Анастасией, что не был способен отвлекаться на подобные мелочи.Ксения отругала себя за то, что упустила столько времени — теперь, несомненно, вывести Александра из состояния зазомбированности было намного сложнее, чем если бы она попыталась сделать это раньше, еще во время их первых встреч. Сейчас же ванильные пряники и свежевымытый пол крепко засели у него в подкорке, и тащить их оттуда раскаленными щипцами значило причинить боль самому Александру. И, больше того, нарваться на его отчаянное сопротивление, раздражение, злость… Вплоть до полного разрыва дружеских отношений. Тут Ксения заколебалась, но вовремя вспомнила, что хирурги тоже причиняют боль — во имя спасения жизни. Во всяком случае, она должна попытаться это сделать.Еще никогда Ксения так основательно не готовилась к телефонному разговору. Она разобрала на журнальном столике бумаги и тщательно вытерла на нем невидимую пыль. Так что, когда она вымыла и поставила посередке стола пепельницу, в ее четком отражении можно было пересчитать все ее хрустальные грани. После этого Ксения села на диван, вытащила из пачки сигарету и с удовольствием, вдумчиво ее выкурила. Окурок аккуратно загасила в сверкающем хрустальном овале.Вначале она набрала номер Александра и, когда он откликнулся, быстро положила трубку. Потом добыла из сумки бумажный обрывок и расправила его на столе.Трубку взяли сразу же, как будто ждали звонка. От приветливого мелодичного «але!» Анастасии Ксению передернуло, однако она пересилила себя и попыталась подстроиться в тон собеседницы. Это у нее получилось. Ксения услышала себя как бы со стороны: голос ее был тягуче-сладок и доброжелателен до невозможности.— Добрый день, — сказала она, думая о том, что в ней погибла великая актриса. — Извините, что тревожу вас так поздно…— Ничего. — Голосок Анастасии стал прохладнее.— Это очень срочно, — еще раз извинилась Ксения. — Нет, я, конечно, могла бы позвонить утром, но…— Я вас слушаю. — Голос Анастасии «остыл» совершенно.— Наверное, это не совсем удобно — беспокоить вас так поздно… — показывая, что колеблется, протянула Ксения.— Вы уже побеспокоили.— Да, действительно. Извините.Ксении стало тошно от своей вежливости, но необходимо было затянуть разговор, чтобы спровоцировать Анастасию на проявление эмоций.— Не могли бы позвать к телефону Александра? — «смущаясь», попросила Ксения.— Александра? — В трубке недоуменно замолчали.— Да, Александра, — смиренно сказала Ксения. — Я понимаю, что это, может быть, не вовремя…— Могу я узнать, с кем разговариваю? — Это был уже почти голос-лед. Ксения возликовала.— Если для вас затруднительно просто позвать к телефону, — сказала она, демонстрируя, что ответ Анастасии ее очень огорчил, — ну что ж, я понимаю.— Вы не ответили мне на вопрос.— Ну, скажем, сотрудница… — Ксения постаралась вложить в свой ответ как можно больше кокетства. Кокетство не было ее сильной стороной, но в данном случае все получилось: в ответе был слышен явный подтекст. Может быть, сотрудница, а может быть, и не сотрудница… Какое твое дело, Анастасия-булочница? Пеки свои плюшки и не задавай слишком много вопросов. Ксения хорошо продумала этот момент. Это была провокация. Анастасия в разговоре с Александром, конечно, отметит ее хамский, развязный тон, но может ли Александр поверить, что Ксения способна так разговаривать?— Сотрудница? — По голосу Анастасии Ксения поняла, что та ей не поверила. Это нормально: для чего сотруднице звонить в половине двенадцатого? Ну а если сотрудница и звонит в такое время и говорит ТАКИМ голосом, то вряд ли это просто сотрудница. И в самом деле, сотрудницы бывают разные. — А почему вы ищете его у меня?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69