И думаю, Бог мне это простит.
В какое-то мгновение мне показалось, что она ударит меня. Но неожиданно, словно даже мой вид причинял ей невыразимые мучения, Кристина резко развернулась на каблуках и вышла из комнаты.
В тот день я ее больше не видела, а на следующее утро, спустившись вниз, обнаружила, что она уже уехала в аэропорт.
Я решила ничего не говорить Эдварду об инциденте, понимая, что это лишь расстроит его и не приведет ни к чему, кроме очередной ссоры между ним и Кристиной. Когда через две недели они вернулись из Каира, Кристина приветствовала меня сестринским поцелуем, и я решила последовать ее примеру, соблюдая внешние приличия и делая вид, что ничего не произошло. Но этот случай не прошел бесследно. Я стала остерегаться Кристины. К сожалению, я даже представить себе не могла, до какой степени должна ее остерегаться.
Жизнь снова вошла в обычную колею. Мы часто принимали гостей, и Вестмур стал своего рода Меккой для знатоков и ценителей искусства. Редкие дни, свободные от приемов, Эдвард посвящал разработке плана сигнализации для музея в Каире. Это свое увлечение он объяснял тем, что при нынешней охранной системе маска Тутанхамона находится в постоянной опасности. Меня, правда, немного удивляло, что эта работа занимает столько времени, но я делала скидку на ее очевидную сложность и дотошность Эдварда.
В июне из Гштаада вернулись Дэвид с Дженифер Иллингворт. Признаться, никого не удивило сообщение о том, что они собираются пожениться.
Так постепенно шли месяцы, и чем дальше тот жуткий весенний день уходил в прошлое, тем чаще я снова стала думать об Александре. Постепенно эти мысли становились все навязчивее, и доходило даже до того, что я снимала трубку телефона, хотя так ни разу и не решилась набрать знакомый номер. Как бы я ни тосковала, я просто не могла себе позволить еще раз травмировать Эдварда. В результате получилось так, что инициатором нашего примирения стал не Александр, и не я, а Генри.
Впоследствии он никогда не упоминал о причинах, заставивших его позвонить мне именно в тот день. Но я предполагаю, что это решение вызревало у него уже очень давно. Генри, как всегда, был лаконичен и говорил только по делу. Он не знал, почему я позволила Эдварду усыновить детей, но догадывался, что у меня были на то веские причины, и просто просил объяснить их Александру. Он считал, что хотя бы это, по крайней мере, я должна сделать.
Наш разговор моментально заставил меня забыть обо всех обещаниях, данных Эдварду, и, не успев повесить трубку после разговора с Генри, я тотчас же позвонила на работу Александру и договорилась с ним о встрече на следующий день.
С тех пор мы старались встречаться не реже раза в месяц. Обычно это происходило на мосту через Серпентайн. Мы гуляли, смеялись и, конечно, я рассказывала ему о детях. Александр жадно впитывал все самые мелкие детали, все смешные истории, которые я подсознательно накапливала в своей памяти долгие годы в надежде когда-нибудь поделиться ими с ним. Иногда он вместе со мной подъезжал к школе и сидел в машине неподалеку, наблюдая за тем, как я их оттуда забираю. Я догадывалась, что для него это было не только приятно, но и чрезвычайно мучительно. Однако Александр никогда не настаивал на большем.
Все это время я постоянно испытывала чувство вины перед Эдвардом. Однако, каким бы изматывающим это чувство ни было, я ничего не могла с собой поделать. Правда, в это время Эдвард был настолько поглощен своими собственными делами, что, казалось, абсолютно не замечал ничего вокруг. Мы все больше отдалялись друг от друга, причем не столько по моей, сколько по его инициативе. В те редкие вечера, когда мы наконец оказывались вместе, я чувствовала, что мысли Эдварда блуждают где-то за тысячи миль. Когда я пыталась спросить его о чем-нибудь, он лишь задумчиво улыбался, автоматически обнимал меня и снова погружался в мир своих фантазий.
Чуть позже произошло еще одно, очень важное событие. Джонатан сдружился с сыном Генри Николасом, и благодаря этому Александр наконец смог познакомиться с собственным сыном. А так как при этом мы очень много времени проводили в доме Генри в Челси, мы с Каролиной, в свою очередь, стали добрыми друзьями. Иногда она с детьми приезжала в гости на Прайори-Уок, справедливо считая, что такие визиты сделают наше ставшее очень тесным общение менее подозрительным для Эдварда и всех остальных.
Независимо от погоды мы с Александром продолжали постоянно встречаться в Гайд-парке. Никто из нас не решался предложить другое место для встреч – это уже начинало походить на своеобразное суеверие. И все это время мы оба тщательно избегали каких-либо тесных контактов, даже прикосновений. Хотя иногда улыбка Александра настолько походила на ласку, что, лишь сжав зубы, мне удавалось заставить себя не броситься ему на шею, умоляя прижать меня покрепче к себе. Не могу выразить, как много значили для меня эти короткие мгновения – выходить, из машины и неторопливо идти к мостику через Серпентайн, зная, что там уже ждет Александр. А когда облегчение, которое он испытывал каждый раз при виде меня, постепенно сменялось мальчишеской, лукавой улыбкой, мне хотелось смеяться и танцевать. Я чувствовала себя самой счастливой и красивой женщиной в мире.
И вот однажды, когда мы сидели в небольшом кафе на берегу реки, укрываясь от дождя, Александр впервые за долгое время заговорил о своем отце.
– Он очень расстроился, когда я рассказал ему о нас с тобой. Так что теперь в эту неразрешимую головоломку замешан еще один человек, у которого есть веские причины винить себя за все случившееся тогда и происходящее сейчас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121