– Во-первых, мне нечего скрывать. А во-вторых, я думаю, Розалинда даже не подаст вида, что мы знакомы.
– Понятно. В таком случае, с кем же она знакома?
– С тобой, естественно…
Полчаса спустя я заметил, что Розалинда стоит, в углу с Джессикой. Они рассматривали одну из картин. Казалось, я даже слышу, как Джессика объясняет, что именно она хотела этим сказать. Я еще некоторое время понаблюдал за ними и впервые задумался, насколько схожи судьбы этих двух женщин. И одной, и другой пришлось немало страдать по вине мужчин, которых они любили. Мне очень хотелось надеяться, что они подружатся – это было бы хорошо для обеих.
После выставки мы вшестером – Генри, Каролина, Розалинда, Джессика, отец и я – поехали в ресторан. Джессика и Розалинда почти не принимали участия в застольной беседе – они были слишком поглощены друг другом.
С тех пор Розалинда стала частым гостем на Белгрэйв-сквер. Они с Джессикой настолько сдружились, что я постоянно чувствовал себя третьим лишним. Правда, мы с Розалиндой иногда обедали вместе, но она упорно избегала разговоров о Джессике, заметив лишь, что та наконец начинает снова обретать уверенность в себе. Я не мог с этим не согласиться. Во-первых, благодаря Розалинде у Джессики снова пробудился интерес к женскому движению. Я понятия не имел, на какие именно сборища они ходят, но каждый раз, возвращаясь с собрания или демонстрации, Джессика словно становилась другим человеком. Ее борьба за равноправие полов уже не имела привкуса горечи. В ней появилась какая-то новая, не свойственная ей прежде мягкость, которая отражалась и в картинах.
Эта полузависимость-полунезависимость Джессики оказывала на меня странное воздействие. С одной стороны, я наконец смог вздохнуть спокойно и свободно, а с другой – мне стало ее не хватать. Мне недоставало даже наших ссор и скандалов. Когда я приходил с. работы, дом казался пустым. Мне не хватало ее прежних отношений с отцом. Но больше всего мне, пожалуй, не хватало ее неожиданных жестоких шуток, пьяной агрессии и разных садистских штучек, на которые она была так щедра раньше. Теперь, возвращаясь с работы домой, я часто обнаруживал поспешно нацарапанную записку: «Буду через несколько дней». Или Джессика звонила от Розалинды и говорила, что останется ночевать у нее. По мере того как она крепче становилась на ноги, я начинал чувствовать себя все более ненужным. Собственно говоря, теперь я в некоторой степени ощутил то, что испытывала Джессика все годы нашего брака; При всем при этом она и не думала уходить от меня. Мы по-прежнему спали в одной постели, иногда ели за одним столом, а изредка даже уезжали вместе куда-нибудь па уик-энд. Но теперь я все сильнее чувствовал, что она как бы переросла наш брак, научилась жить независимо от него.
– Тебе не кажется, что сейчас наши отношения лучше, чем когда бы то ни было? – спросила она однажды. – То есть я хочу сказать, мы больше не ссоримся, а я перестала тебя ненавидеть, и мне уже почти безразлично, что ты меня не любишь.
– В самом деле?
– Ну хорошо, я покривила душой. Конечно, мне это небезразлично, но теперь я гораздо лучше могу владеть собой. Розалинда так помогла мне! Благодаря ей я снова пришла в норму и начала воспринимать себя как индивидуальность. Теперь я просто Джессика, а не Джессика-и-Александр, как это было раньше.
– А для меня найдется местечко на этой идиллической картине?
– Перестань. Ты больше не проймешь меня сентиментальностью. Слишком часто я раньше попадалась на эту удочку и прекрасно знаю, чем это все всегда заканчивалось.
– Я никогда не причинял тебе боль сознательно.
– Знаю.
– Ты любишь меня, Джесс?
– Ты же знаешь, что да. А вот как насчет тебя? Теперь ты наконец смог бы полюбить меня?
– Я всегда тебя любил. Но просто не совсем так…
– Хватит! Не надо больше ничего говорить.
– Мне недостает тебя. Когда ты уезжаешь, я по тебе очень скучаю.
– Я тоже по тебе скучаю. Но пусть уж лучше будет так, чем как раньше.
Лишь после этого разговора, когда они с Розалиндой на несколько дней улетели в Рим, я понял, что все время обманывал себя. Я совершенно не скучал по Джессике. Я скучал по Элизабет, и только по ней. Я убедил себя, что дело в Джессике, потому что в течение последних трех лет запрещал себе думать об Элизабет. Иначе тоска по ней стала бы совершенно нестерпимой. Просто последнее время мне нечем было заполнить долгие часы одиночества, никто не требовал моего внимания, не напоминал постоянно о том, как я разрушил его жизнь. Наконец у меня появилось время для спокойных размышлений, но все мои мысли крутились вокруг Элизабет.
В тот день Джессика и Розалинда прилетели из Рима. Отец встретил их в аэропорту и повез к Генри, где мы все должны были ужинать. Когда туда приехал я, Розалинда уже ушла – ей сообщили, что ее сына увезли в больницу с приступом аппендицита. Генри рассказал мне, что поначалу Джессика хотела поехать вместе с ней, но потом передумала.
– Кстати, приготовься. Она выглядит просто потрясающе!
– А у тебя небось один секс на уме.
– У меня?!
– А у кого же? Трое детей за три года.
– Двое, – поправила меня Каролина, заходя в комнату. – Третий все никак не соберется появиться на свет. Я бы чертовски хотела, чтобы он собирался побыстрее, мне порядком надоело расхаживать в таком виде. Кстати, не хочешь пожелать спокойной ночи своему крестнику?
Рассказав две обязательные сказки на ночь, я снова спустился вниз, где стол уже был накрыт к ужину. После рождения Сары – второго ребенка – Генри с Каролиной переехали с Итон-сквер в собственный дом в Челси. И мой отец, Джессика и я были там частыми гостями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121