– О, так вы австралийка. Я не раз убеждался в том, что австралийцы невосприимчивы.
Мэдди пролила шампанское себе на грудь.
– Австралийка в Лондоне. Это стало своего рода понятием, – фыркнул плешивый стиляга с конским хвостом на затылке и запонкой в ухе.
– А, так вы новая подруга Алекса, да? – надменно поинтересовался Брайс.
– Ну, в общем, Жюльетт Бинош не преуспела на этом поприще. Сожалею.
– Мальчики! – Женщина с фотоаппаратом «Никон» на шее и в военных штанах со всеми полагающимися им карманами, клапанами, заклепками, петлями и ремнем перецеловала всех, кто находился в пределах досягаемости, затем представилась Соней, кинорежиссером, озабоченным жестоким обращением с деревьями и рассматривающим этот вопрос с феминистской точки зрения.
– Я должен был сразу понять, что вы австралийка, едва увидев ваш загар, – пренебрежительно добавил Ведущий литературный агент Лондона. – В наши дни солнечный загар – это такая же социальная печать на человеке, как репутация запойного пьяницы. Так что вы, моя дорогая, относитесь к категории «тех, кого жалеют».
– Это мой естественный цвет кожи, – солгала Мэдди в слабой надежде поставить его в тупик. Однако ничто не могло сломить его ударопрочной самоуверенности.
А вот у Сони Мэдди вызвала удвоенный интерес.
– Конечно, большинство моих фильмов, – сладко улыбаясь, сообщила она, – о коренных жителях. – Склонив голову набок, она вслушивалась в каждое высказывание Мэдди с таким трепетом, будто Мэдди храбро рассуждала о каком-нибудь ужасном заболевании, которым только что заразилась. Но вскоре причина снисходительной доброты Сони прояснилась. – Как же я вам завидую! У нас – белых – наблюдается недостаток меланина. Из-за этого мы биологически менее опытны, чем вы.
– Однажды я познакомился с аборигеном. Отличный парень. Но не такой уж сообразительный, – встрял в разговор Неповторимый Имяметатель. – Он думал, что выставка Пуссена – это своего рода ларек, где продают французских кур.
Над ними прогремел залп хохота.
Неодобрительно хмыкнув, Соня зашептала Мэдди, что, будь это в ее силах, она объявила бы запрет на неуместный смех.
– Австралия?.. – изрек коротышка, которого представили как Самого блистательного английского поэта конца двадцатого века. Хамфри был мускулистым, крепко сбитым мужичком, его рот напоминал капкан. Возвышаясь над ним, Мэдди изучала его «заем» на лысине. Почему-то ей вспомнились виноградные листья, пропущенные сквозь шпалеру. – Это ведь там мы прячем убийц из английского высшего класса, не так ли?
Остальные согласно закивали.
Для Мэдди пребывание в Англии ассоциировалось с настольной игрой, которую не сопроводили описанием.
– Простите, – проговорила она. Все презрительно сморщились, словно она была пробкой из бутылки с прокисшим вином. Мэдди не понимала, почему ее отвергают – потому ли, что она загорелая, или потому, что она еще не готова к употреблению. – Я не поняла. – Она пожала плечами.
– Лорд Лукан! – Голос был пронзительным, командным. Таким голосом лучше всего произносить слова типа «подлец» и «недоумок». Мэдди нашла источник голоса. Женщина, похожая на хоккейную клюшку, присоединилась к их небольшой группе. – Человек должен думать, прежде чем что-то говорить, – пробухала она. – А еще лучше – читать, прежде чем думать. Это добрый совет для начинающих, – добавила она.
– Гарри! – Все зашевелились, как микробы под микроскопом, и, перегруппировавшись, сомкнулись вокруг женщины. Мэдди узнала ее, правда не сразу. Как минимум три десятилетия она являлась самонаводящейся высокоточной женоракетой, которая нацеливалась на стратегических мужчин и разрушала их. Профессор Гарриет Филдинг, подумала Мэдди, извлекла немалую выгоду из того, что около пятидесяти лет назад хромосома Y была помещена в хорошее место.
Гарриет одарила Мэдди улыбкой, приклеенной к лицу, как брошь – к платью.
– И кто же, – она повернула голову так, словно ей мешала невидимая подпорка для шеи, – вы такая?
– Мэдлин Вулф. – Мэдди ждала, что Гарриет представится. Однако та не представилась. – А вы кто такая? – наконец спросила она, разозленная уверенностью Гарриет в том, что ее имя и так всем известно. Зрители презрительно переглянулись. Они были холодны, наглы и вероломны, как айсберги, и все старания Мэдди разглядеть, что кроется за их образованными фасадами, оставались тщетными.
– Профессор Гарриет Филдинг, – высокомерно ответила Гарриет, прежде чем продолжить расспросы. – А чем вы занимаетесь?
– Ну, – Мэдди отважно повела свое судно между плавучими льдинами диалога, – я, знаете ли, учусь на англичанку. Алекс собирается найти мне работу регулировщицы на перекрестке, или приманки для льва, или еще кого-нибудь. – Мэдди ждала, что Гарриет сама расскажет, чем она занимается. Однако та не рассказала. – А чем занимаетесь вы? – осведомилась она, охваченная злобой.
Свет вокруг Гарриет померк, а ее лицо превратилось в глыбу льда.
– Я действительно восхищаюсь Александром. Особенно его умением ладить абсолютно со всеми.
Мэдди получила пробоину. Пошла ко дну, как «Титаник». С разинутым от изумления ртом опрокинулась в холодные арктические воды. От полного погружения ее спасло только появление Алекса. Она вцепилась в него, как во внезапно подвернувшийся спасательный жилет.
– Все познакомились с Мэдлин? – Он погладил ее по голове. – С моей Боадикеей из Бонди? – Его рука щупальцем обвилась вокруг ее талии. – Мэдди, это Гарриет, мой давний друг Хамфри, он считается выдающимся писателем, хотя до сих пор он писал мне только липовые чеки. Соня, эко-террорист, Королева переработки отходов и Важная-вторая-половина-Самой-знаменитой-в-мире-рок-звезды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81