!), я готов взять на себя заботу о тебе и о ребенке. – Он постарался изобразить улыбку. – Вообще-то, пока мы тут разговариваем, моя мать довышивалась чуть ли не до коматозного состояния.
Я глодала внутреннюю сторону щеки. Пульсирующая головная боль перемещалась от виска к виску. Каждый вздох отдавался скрежещущей болью. Зак уже собирался в свою очередь выступить с подобным заявлением, как доктор с шумом ворвался в палату и принялся механически вещать.
– У пациентки травма грудной клетки, – бубнил он с акцентом, который напомнил о килтах и кожаных сумочках с кисточками. – Кроме того, имеют место абдоминальные боли и лихорадка (он указал рукой на горную цепь, изображавшую мой температурный график), что может указывать на абсцесс в брюшной полости. – Он посмотрел поверх своих бифокальных очков. – Я собираюсь ввести радиоизотоп…
При слове «ввести» мужчины развернулись и в один голос воскликнули:
– Она беременна!
– Я бы хотела, чтобы меня выписали. – Подмышки извергали фонтаны пота. Запах моего тела мог остановить бронетанковый батальон. – И прямо сейчас.
Свет едва проникал через закопченные окна, высвечивая отпечатки пальцев на грязном стекле – словно тысячи людей хватались за него, желая отсюда выбраться. Я точно знала, как они себя чувствовали.
Доктор оглядел нас, будто мы были бактериями под микроскопом.
– Я внимательно осмотрел мисс Стил, и она не беременна.
Мягкое выражение на лице Джулиана сменилась отвращением.
– Вы уверены, доктор?
– Совершенно.
– Я собиралась сказать тебе. Правда. – Мне хотелось найти защитника в глазах Джулиана. Он отвернулся. – Я потеряла его. Неделю назад…
В этот момент в палату вошли Дариус и группа полицейских.
Муж Анушки, напоминающий раскапризничавшееся домашнее животное, ввел офицеров в палату и ткнул пальцем в собственную жену, подергивающуюся, как подопытная лягушка.
– Это она. Вы должны вынести ей обвинение в покушении на убийство.
Глаза остальных пациентов скакали, как шарики в настольном теннисе. Даже суровый доктор перестал пялиться через верхние линзы очков.
– Я просто хотела, чтобы ты перестал храпеть. Джулиан… помоги мне, – заклинала Анушка, проводя рукой по волосам, как в рекламе шампуня.
Мой рыцарь в великолепном костюме от Армани встал подле нее.
– Конечно, я помогу тебе, Анушка. Как только мы выберемся отсюда.
Тонкий матрас напоминал размокший ломоть белого хлеба. Я с трудом приняла сидячее положение. Морщась от боли, метнулась в сторону Джулиана и вцепилась в него, как боксер, получивший накаут на последних секундах финального раунда.
– Не бросай меня!
Я мельком увидела себя в зеркале. На лице застыл ужас, а волосы на голове встали дыбом, как у Эйнштейна, который ради эксперимента сунул нож в тостер.
– Она полностью твоя, – обратился Джулиан к Закери, холодно освобождаясь из моих объятий. – Но предупреждаю тебя: эта женщина как радиация. Последствия облучения будут сказываться и через двадцать лет.
– Это что-то изменит, если я скажу, что думала о тебе, когда спала с Заком?
Глаза Зака сузились в две горящие яростью щелки.
– Что это за любовная, мать твою, история вышла? Напоминает сценарий группы «Girl Eats Воу».
– Зак, прости меня, – молила я напряженным тонким голосом, словно мое горло было перетянуто жгутом. – Я не хотела…
У дверей Джулиан обнимал рыдающую Анушку.
– Я думаю тебе пора подумать о душе, – сказал он, одарив меня испепеляющим взглядом. –
Конечно, если ты еще помнишь, что такое душа. – Дверь глухо захлопнулась, словно ловушка.
– Зак, я сейчас все объясню…
Зак бросил мне на кровать монетку в пятьдесят пенсов.
– Позвонишь, бля, кому-нибудь, кому есть до этого дело.
Полиция увела присутствующих на допрос, а я осталась без сил среди обломков кораблекрушения. Приподняв голову на кровати, я увидела Кейт, рассевшуюся в кресле. Она, похоже, была в полном порядке.
– Что-нибудь хочешь? – спросила она спокойно.
– Да. Менопаузу.
Кейт скрестила ноги, затянутые в джинсы.
– Ты была беременна?
– Я… я не хотела ребенка.
Кейт недоверчиво покачала головой.
– А я… я только и мечтаю о том, чтобы стать матерью. Я просто в отчаянии, когда в ресторане подают молочную бейби-кукурузу.
– Хм… очнись и понюхай вонючие подгузники, Кейт… Ты же ненавидишь детей, забыла, что ли? Ты же… как называются детоненавистники? Детофобка.
– Когда-то я так думала, знаю. У меня были смутные планы по поводу потомства когда-нибудь в будущем. А потом на меня нашло. И теперь нет сил ждать этого «когда-нибудь». Раньше я думала, что иметь ребенка эгоистично. Но эгоистичными были как раз причины, по которым мне не хотелось иметь детей: мое здоровье, моя карьера, моя репутация, мое будущее. Я, я, я… А счастлива ли я? Удовлетворена ли я? Когда у тебя дети, на все эти идиотские вопросы просто нет времени. Знаешь, в чем твоя проблема, Ребекка?
– Нет. Но ты мне сейчас расскажешь.
– Ты женщина, у которой есть все… Ты просто не умеешь этим пользоваться.
– Да. Я чувствую себя виноватой, понятно? Я обманывала. Я лгала. Черт. Наверное, и в Боснии война была из-за меня. Вот. Теперь довольна?
Но Кейт тоже собралась уходить.
– Приходи поскорее навестить меня! – усмехнулась я. – Ты меня легко узнаешь: я буду сидеть в углу, пускать слюни и заплетать косички.
– Не говори глупости, – сказала она, швыряя слова через плечо. – Нервный срыв может быть только у того, у кого есть центральная нервная система.
Дверные пружины звякнули и затихли.
39
Я не утираюсь платочком
Ты смеешься, и мир смеется вместе с тобой. Ты плачешь, и тушь течет по щекам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98