А нельзя ли взглянуть на сложившуюся ситуацию вот так: мы с Пэт равноудалены от цели — каждая от своей. И если…
— Чего я хочу больше всего в жизни? — повторила Пэт вопрос Сандры. — Что ж, отвечу. Это просто: я хочу всю жизнь прожить с Говардом и родить хотя бы одного ребенка. Хотя бы одного. Иначе мне нечего делать на свете.
Сандра кивнула. Сущая правда — что делать на этом свете, если не можешь получить то, чего хочешь? Если относиться к жизни как к игре в отведенный тебе отрезок времени, значит, нужны и игрушки.
— Понимаю. Поэтому совершенно определенно заявляю: Пэт Трифиро, у тебя есть один-единственный выход. Ты знаешь какой. Родить ребенка.
— Да, знаю. Но в данной ситуации… — Пэт беспомощно развела руками.
— О, мои дамы беседуют! Какие значительные у них лица!
Говард, на котором из одежды были только шорты, закрыл собой дверной проем. Мышцы на груди и на плечах перекатывались под красноватой от загара — как у многих блондинов — кожей. Возможно, будь такая кожа у кого-то другого, ее мясной оттенок отвратил бы Сандру. Однако на Говарда она смотрела с удовольствием. Удивительно, но он сейчас был без своего любимца саксофона.
Сандре не раз приходила в голову мысль, что инструмент, которым столь блестяще владеет Говард Нистрем, было бы правильнее называть саксофон. И не нужны никакие объяснения, почему именно так, а не иначе. Каждое движение, каждый жест, даже интонация, с которой он произносил и случайные, ничего не значащие слова, указывали: перед тобой мужчина. Сандре казалось, она ощущает в воздухе мощный запах тестостерона. Надо же судьбе, природе или еще каким-то силам бросить в объятия друг друга этих двоих!
Казалось бы, Говарду куда больше подошла бы такая горячая женщина, как Сандра, а не холодная от природы Пэт.
Почему бы… Нет, нет, нет…
У Сандры, слава Богу, работали не только гормоны, но и мозги. Не смей! — говорили они ей. Говард — для Пэт.
И Сандра не смела.
Говард подошел к Пэт, наклонился и поцеловал в макушку.
— Детка, по-моему, ты плохо спала. Я тебе не дал, да? Все любовь и любовь, а когда начнется жизнь? Я вот что тебе скажу, Пэт: вся наша жизнь будет сплошная любовь. Сан, — он повернулся к Сандре, — она рассказала тебе о моем предложении?
Сандра кивнула, горящими глазами следя за Говардом и Пэт. В голове одна мысль цеплялась за другую. Да, да, да. Надо вот так и поступить. Я сделаю доброе дело для своих друзей, а они…
Что ж, это выход. Пэт уже давно имеет право распоряжаться своими деньгами, подписывать чеки…
Пэт откинулась и уперлась светлым затылком в красноватый живот Говарда. Его голубые глаза смотрели вдаль.
— Ну как? Вам понравился «Двойной марш»? По-моему, это великая вещь для сакса. Я прав?
Он перехватил взгляд Сандры и прищурился. К взглядам женщин Говард Нистрем привык давно, еще подростком. Бывало, отец, такой же здоровенный, как и он теперь, толкал его локтем в бок и говорил:
«Сынок, погляди-ка, как девчушка на тебя пялится».
Поначалу Говард смущался, а потом его уже не надо было толкать в бок. Эти взгляды он научился читать затылком, а не только глазами. Более того, он научился отвечать на них. Почему не взять то, что тебе предлагают и за что благодарят? Кто знает, может быть, от пресыщенности его потянуло к Пэт Трифиро. Такой прохладной, если не сказать холодной.
Ему казалось, она действует на него подобно исцеляющему от внутреннего жара компрессу. Если бы не Пэт, он бы просто сгорел.
Говард читал взгляды Сандры Мередит, которая смотрела на него точно так же, как до нее многие и многие девчонки. Помнится, Пэт познакомила его со своей подругой в клубе, где он играл в тот вечер, и он даже размышлял, не поиграть ли с ней. Но к Пэт его тянуло, как магнитом.
Надо отдать должное горячей Сандре, она и тогда, в ранней юности, умела держать себя в узде. Как только она поняла, что Говард на самом деле принадлежит Пэт, она приняла решение, и какое — он понял по ее глазам.
С тех пор Говард хранил верность Пэт, хотя в это трудно было поверить всем, кроме самой Пэт Трифиро. Она смеялась и говорила Сандре, что, наверное, так сошлись звезды и с этим ничего не поделаешь.
И на самом деле Пэт с Говардом по-настоящему сошлись под звездами, но не теми, которые на небе. Они сошлись под звездно-полосатым флагом, если говорить точно.
Они с Говардом встретились не в Штатах, в другой стране, в которой Пэт была с родителями. Это произошло в Восточной Европе, страна называлась Чехословакией, где отец Пэт был послом по особым поручениям. Был канун Дня благодарения, и в американском посольстве в Праге готовились к нему так, как дома, в Америке.
Здоровенная индейка не скупилась на ароматы и щекотала ноздри каждому, кто не утратил обоняния. По традиции в посольство пригласили всех американцев, которых национальный праздник застиг в чужой стране. Поэтому за длинным столом, уставленным праздничными яствами, оказался и молодой музыкант Говард Нистрем.
Отведав сочной индейки с ананасами, выпив вина, Говард готов был играть на своем саксофоне до следующего национального праздника.
Он так и поступил бы, но ему подвернулся другой инструмент — юная Патриция Трифиро, тоже оказавшаяся за этим столом.
— Говард.., я могу тебя так называть? Меня, кстати, зовут Патриция Трифиро.
— Привет, Патриция Трифиро. А тебя можно называть Пэт?
— О, конечно! Ты необыкновенно играешь, — прошептала она. — Я вообще люблю саксофон. А ты почему играешь на нем?
— Он мое продолжение. Я по гороскопу Скорпион, а если ты посмотришь на начертание его символа, то увидишь, что оно похоже на букву "М", последнее колено которой изогнуто наподобие саксофона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38