Девочка понятия не имеет, как ее примут и как она снова найдет дорогу домой. Она тоскует по дому, чувствует себя покинутой и, естественно, боится.Фальк оперся о дверную раму балкона.— Боится… — Он вздохнул. — Северин тоже всегда боялся, а я никогда не понимал этого и думал: «Что с ним может случиться?» Что может случиться с Роней? Я просто недоволен, не более того. И у меня есть на то уважительная причина. Почему этого нужно бояться?Жасмин невольно рассмеялась.— Разве ты никогда не боялся потерять уважение к себе?Он удивленно посмотрел на нее.— Что?— Есть люди, — продолжала Жасмин, — которые считают, что, оступившись однажды, они раз и навсегда потеряют доверие в глазах другого человека. А если этот другой после всего происшедшего еще и ругается, то они замыкаются в себе, уверенные, что с ними даже знаться не хотят.— Чепуха!— Если я правильно поняла намеки твоей матери, то в детстве и юношестве ты все делал для того, чтобы отец не проникся к тебе доверием. И поэтому ты не боишься допускать ошибок.Фальк нахмурил брови.— Ты имеешь в виду, что тот, кто ничего не имеет, не может ничего потерять?— Конечно, ведь в этом случае можно не бояться, что потеряешь то, чего нет. Поэтому ты можешь спать спокойно.Вообще-то, это, наверное, хорошо, если бы не было так печально.Жасмин слышала, как он глубоко вздохнул, и уже в следующее мгновение пожалела, что задела его за живое. Фальк медленно отошел от балконной двери и сел на диван. Когда он заговорил, его голос звучал как-то неуверенно:— Я, очевидно, плохой отец. Роня… она ведь не моя дочь.— Что?!— Она дочь Северина. Я никогда не спал с Лаурой.— Но…Фальк посмотрел на нее покрасневшими от усталости глазами.— Я знаю, что Лаура утверждает, будто бы я соблазнил ее, потому что она была подружкой моего брата, а мне всегда хотелось иметь все, что было у него. Но это не так. Я действительно влюбился в нее — мне тогда было семнадцать, — но я был слишком… наивен, чтобы мне по-настоящему можно было доверять. Она забеременела от Северина. Но он, как обычно, боялся отца, поскольку был уверен, что из-за этого его лишат наследства. Я знаю, что отец просто заставил бы Северина взять на себя ответственность за ребенка. Однако Северин ни при каких обстоятельствах не хотел жениться на Лауре. Одной подлостью больше, одной меньше — мне было все равно. Поэтому роль соблазнителя я взял на себя. Мы поклялись с братом на всю жизнь и скрепили эту клятву кровью. Никто никогда не должен узнать, что Роня не моя, а его дочь.Жасмин застыла в изумлении, мысленно вставляя в общую картину недостающие детали, о существовании которых она даже не предполагала. У Рони были такие же темные глаза, как у Северина, но их она могла унаследовать и от матери. И цвет волос у нее был такой же, как у него. Жасмин никогда не задумывалась над тем, что девочка не похожа на Фалька. В лучшем случае, у нее было что-то общее с дедом, Понтером Розенштоком.— И пожалуйста, Жасмин, об этом никто больше не должен знать. Прежде всего Роня. Я не уверен, что она правильно все поймет, если вдруг выяснится, что ее отец отрекся от нее. Это невозможно понять; понимание не может прийти даже с возрастом, если на счету у человека уже не одно такое разочарование. А Северин не просто отрекся от нее — он даже не мог с ней нормально обращаться. Она, видите ли, ему не нравилась. Иногда мне кажется, что он и сам начал верить в то, что Роня моя дочь, а не его. В нашем тайном соглашении было предусмотрено, что он будет выплачивать алименты, а я буду переводить эти деньги на счет Лауры. И когда у меня были проблемы с деньгами, он выручал меня. Лаура же всегда требовала от меня денег на ее гостиницу. Она без конца угрожала, что все расскажет, если ее материальные потребности не будут удовлетворены. К сожалению, у меня никогда не было много денег, и я не мог попросить их у отца. Сначала я думал, что у Северина столько денег, потому что ему, как студенту, давали приличную сумму на карманные расходы, и к тому же он еще зарабатывал на фирме во время каникул. А потом выяснилось, что он ворует чеки заказчиков. У него были карточные долги и…— Северин?— Да, именно Северин увлекался игрой, надеясь наудачу в картах.Еще одна деталь картины заняла свое место. Северин так наглядно объяснял ей тонкости карточной зависимости — даже если и рассказывал о Фальке, — что только теперь она поняла: подобное мог рассказать только тот, кто на себе испытал все перипетии игры.— Да, он привычно переводил стрелки на меня, — объяснил Фальк. — Он был серьезно болен. Пока он кормил отца историями о моих карточных долгах, на него не упала даже тень подозрения. Если где-то пропадали деньги, то думали, что вор я.— Точно, — сказала Жасмин. — Он обвинил тебя в том, что ему пришлось присвоить себе чеки, чтобы погасить твои карточные долги.Фальк задумчиво посмотрел на нее.— И ты ему сразу же поверила?— Знаешь, а ведь твоя мать рассказывала то же самое.Он горько улыбнулся.— Моя мать поделилась с тобой семейными тайнами? Вот так мама! Должно быть, обо мне ходят целые легенды. Но Адельтрауд не такая доверчивая, как может показаться. Она уже давно подозревала, что не Северин подставлялся ради брата, а я брал на себя его грехи. Одно только ясно как день: если бы отец узнал, что Северин играет по-крупному, то не сделал бы его своим наследником. Северин рассчитывал сорвать джек-пот, чтобы стать от него независимым. Под независимостью он понимал только материальную свободу. Одна лишь мысль о том, что он будет работать по восемь часов в сутки и получать зарплату, пугала его. Северин, например, не мог представить себе жизнь в двухкомнатной квартире, которую, не дай Бог, ему пришлось бы снимать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109