— Только… Ты меня не будешь ругать? — с надеждой спросила она, почему-то не решаясь сразу показать рисунок.
— Ругать? За что я тебя должна ругать? Ты что, нарисовала мне хвост и огромные, как у слона, уши?
— Нет! — Марина рассмеялась, на миг позабыв о своих опасениях. — Наоборот, я тебя очень красивую нарисовала, ты у меня получилась самая красивая мама. Только я еще…
Саша выжидающе смотрела на дочь, так и не понимая, в чем причина ее замешательства.
— Наверное, это не совсем правда, а ведь обманывать нехорошо. Не будешь ругать?
— Не буду! — Саша уже начинала мучиться от собственного нетерпения. Смутная мысль, зародившись в сознании, заставила ее почувствовать некоторую напряженность.
— Я еще нарисовала… папу.
— Папу? — Саша протянула руку, стараясь ничем не обнаружить собственной тревоги. «Ну вот и случилось», — подумала она. Когда-то это должно было случиться. Саша, казалось, была всегда к этому готова — всегда, но только не теперь. Теперь она почувствовала, что все ее заготовки, все ответы на возможные вопросы внезапно исчезли из памяти, оставив зияющую пустоту. Это оказалось настолько неожиданным, что она просто растерялась.
— Да, — тихо произнесла Марина. — Знаешь, почти у всех ведь бывают папы. Только у меня и у Ксюши Рязановой нету. А мы сидели рядом и вместе придумали, что нарисуем себе пап. И нарисовали…
— Ну, покажи.
Марина протянула листок и молча, почти не мигая, уставилась на Сашу.
На картинке было изображено три фигуры. Маленькая фигурка в центре — Маринка — держала за руки своих родителей. Саша была изображена в длинном красном платье, какого у нее никогда не было, с распущенными по плечам пышными волосами. На нее были надеты бусы, в руке — букет цветов. «Папа» в Маринкином представлении оказался огромным мужчиной, на две головы выше Саши. У него были такие же светлые кудрявые волосы, синие глаза и круглые розовые щеки. Саша с трудом подавила улыбку — несмотря на серьезность ситуации, уж больно смешной получился у Маринки «папа». Все три изображенных на картинке человечка улыбались. Вокруг сияло солнце, и почему-то одновременно из маленьких голубоватых тучек капал дождь.
— Слепой дождик, — тихо произнесла Саша. — Не замечает солнышка.
Она пыталась сориентироваться в ситуации. Вспомнилась большая статья из журнала по детской психологии — совсем недавно она как раз читала о том, как «расшифровывать» детские рисунки. «Если на небе солнце, — вспоминала Саша, — ребенок чувствует себя спокойно и радостно. Если сгустились тучи — это сигнал о том, что он испытывает дискомфорт…» Поди-ка, расшифруй этот рисунок!
— Мам, — донеслось как будто издалека. Саша вздрогнула, поняв, что на некоторое время совсем выпала из «окружающей действительности». Опустившись на табуретку, она притянула Марину к себе и погладила ее по голове.
— Хороший рисунок. Молодец, Маринка, ты настоящий художник.
— Мам, — снова, почти шепотом проговорила Марина. — А почему у всех есть папа, а у нас с Ксюшей нет?
Саша ничего не знала о Ксюше Рязановой. Она и понятия не имела о том, что та тоже живет без отца. Но теперь, услышав вопрос дочери, она почему-то почувствовала на себе двойную ответственность, двойную вину. Молчание затянулось, и Саша собиралась уже было сказать что-то вроде «ты еще маленькая, чтобы понять такие сложные вещи». Но внезапно поняла, что Маринка не настолько уж и маленькая… А может быть, даже уже слишком большая для того, чтобы принимать ее отговорки. И что она не заслуживает такого формального ответа, не заслуживает той обиды, которую могла бы сейчас нанести ей Саша, поддавшись своему первому порыву. На нее смотрели почти совсем взрослые глаза — глаза, так похожие на глаза Дениса. Сможет ли она соврать, глядя в эти глаза?
— Это не совсем так, Марина. На самом деле… На самом деле у тебя есть папа. У всех детей есть папы, просто иногда так случается, что родители… По разным причинам, родители не могут жить вместе.
— Есть? Он у меня — есть? — Маринка обрадовалась до такой степени, словно только одно осознание того, что ее папа есть, хотя бы «где-то», было уже достаточным для ощущения полного и бескрайнего счастья.
Саша чувствовала себя неуверенно, словно шла по хрупкому весеннему льду, в любой момент грозящему надломиться и сомкнуться над головой. Искры счастья, переливающиеся в глазах дочери, вызывали в ней ответную волну радости, смешанной с болью.
— Есть…
Саша сделала еще один неуверенный шаг по льду, и вдруг, словно оглянувшись назад и увидев, что берег уже слишком далеко — настолько далеко, что назад идти не имеет смысла, поняла одно: надо идти вперед.
— Конечно, есть. Просто он с нами не живет. И никогда не жил.
— А почему? Почему он не захотел жить с нами?
— Потому что… Он живет далеко, и не знает… Не знает о том, что ты есть.
— Тогда напиши ему письмо! — Марина возмущенно подняла брови. — Что же ты раньше не написала! Напиши ему о том, что я есть, и он к нам приедет!
— Нет, Марина, — Саша покрепче прижала к себе дочку, прижала к груди, чтобы не видеть ее глаза, и повторила: — Нет, не приедет.
— Ну почему, мама? И откуда ты знаешь про папу, что он не приедет?
— Я же тебе уже сказала, Марина. Взрослые люди иногда не могут жить вместе — просто потому, что это невозможно. Невозможно…
— Я ничего не понимаю, — прошептала Марина и подняла лицо. Саша опасалась увидеть слезы в ее глазах, но ее опасения не подтвердились. Глаза были сухими, но грустными — уже даже тени той радости, что горела в них несколько мгновений назад, не осталось.
— Знаешь, что я думаю, мама? — спросила она немного позже, нарушив воцарившуюся тишину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87