Оно застыло и превратилось в маску гнева. Брови насупились над сузившимися глазами, губы плотно сжались. Прошло несколько минут, пока он снова заговорил.
— Я не хочу обсуждать Джульетту с вами, мисс Баттерворт, равно как и с кем-нибудь другим тоже.
— Я не понимаю, почему? — возразила Пенелопа, защищаясь. — Это ваша дочь.
— Откровенно говоря, меня не волнует «понимаете» вы или нет! Я хочу вам помочь идти против доньи Анны по личным причинам. По тем же причинам я буду вам благодарен, если вы не будете больше упоминать имя Джульетты при мне.
Пенелопа с вызывающим видом встала. Она была ниже его всего на полдюйма, и ее рост позволял ей смотреть ему прямо в глаза. Ее взгляд медленно скользил по нему, как бы говоря, что его громкие угрозы и переходящее всякие границы поведение не произвели на нее никакого впечатления.
Большую часть своей жизни она имела дело именно с такими забияками. Обычно, как только мужчина понимал, что женщина была сама по себе, без защитника, который мог бы вступиться за нее, то его настоящая натура тут же начинала проявляться. Людей подобного рода так много на свете, что Пенелопа уже перестала удивляться.
Когда Пенелопа была уверена, что снова завладела его вниманием, то спокойно сказала:
— Я не привыкла, чтобы со мной говорили в такой манере, мистер Даффи.
— Не могу представить, почему, мисс Баттерворт. Ведь вы постоянно суете нос не в свои дела.
Ее каблук начал нервно постукивать по каменному полу патио, но прежде, чем она успела произнести хоть слово, он повернулся и пошел в дом. Уже открыв дверь, он оглянулся на нее:
— Вы можете остаться здесь, на ранчо. Бог свидетель, здесь полно места. Но мы не будем обсуждать ни мою покойную жену, ни ее дочь.
Только после того, как он ушел в таком раздражении Пенелопа сообразила, что Патрик относится к Джули, как к дочери Елены. Но не своей.
Любопытно…
Два часа в пути, и Джульетта снова жаждала остановки. Она не лгала, когда говорила Мику, что ездит верхом с детства. Но она никогда не проводила в седле несколько дней без перерыва.
И последняя ночь в отеле едва ли может считаться перерывом.
Мысленно возвращаясь к сцене с Энрике до того момента, когда Мик ворвался в комнату, Джульетта готова была избить себя. Вместо того чтобы бороться за свою свободу, она пятилась, как испуганный ребенок. И этому не было прощения.
Она так много мечтала о своей собственной жизни, о том как будет все решать сама. Но когда настало время защитить себя… у нее не хватило мужества. Если бы Мик вовремя не вошел, сейчас бы она скакала в «приятной» компании с Энрике.
— Ты в порядке?
Джульетта подняла глаза и увидела, что Мик вернулся назад и теперь скачет рядом, озабоченно глядя на нее. В свете восходящего солнца следы вчерашней стычки на его лице вырисовывались еще отчетливее, и Джульетта поморщилась.
«Он был избит из-за нее! Его могли убить! И все потому, что она вела себя так трусливо! Совсем не приятно узнать такое».
— Я в порядке, — огрызнулась Джули и тотчас пожалела о своем тоне.
Удивление и разочарование отразились на его лице.
— Прошу прощения, мадам!
— Прости меня, Мик, — сказала девушка со вздохом, не отрывая глаз от холки лошади, — это все потому, что, когда я смотрю на твое лицо, я становлюсь злой. — Джули подняла глаза на него.
Его губы искривились, одна бровь немного приподнялась.
— Подумать только! Это я должен злиться на тебя. Разумеется, я не тот, на кого всегда приятно посмотреть, но, насколько мне известно, ты — первая, кто приходит в бешенство просто взглянув на меня.
— Я не то хотела сказать…
— Надеюсь, что не то, потому что я все равно ничем не могу помочь.
Он усмехнулся и взлохматил волосы.
— И я не знаю, как мне сказать Шеду и Джерико, чтобы они начали носить мешки на головах. Джули слегка улыбнулась:
— Вы трое не настолько похожи, так что не стоит беспокоиться.
— Немногие могут различить нас.
— Они плохо смотрят, — она отвела взгляд и прошептала, — ты намного красивее братьев.
Мик закашлялся, но ничего не сказал. Лошади продолжали идти медленным шагом. Джули наблюдала за игрой солнечного света на листьях деревьев. При их приближении птицы взлетали, их хриплые голоса наполняли воздух.
«Почему я струсила? — спросила она себя. — Почему вела себя так глупо?»
После долгого молчания Мик спросил ее:
— Все же, как получается, что тебе становится не по себе от одного взгляда на мою рожу?
Ей нужно было облегчить душу, и она решила признаться:
— Твои синяки и ссадины после драки — как немой укор.
Он машинально тронул свой подбитый глаз.
— Дьявол, иногда мои родные братья отделывали меня и получше.
— Это не то, что я имею в виду.
— Так что, черт возьми, ты имеешь в виду?
Джули почти улыбнулась. Она уже привыкла, что Мик был рядом, и ей было приятно снова услышать, как он кричит на нее. Но его чуткость и понимание заставляли ее чувствовать себя еще хуже.
— Я имею в виду, что это из-за меня тебя так избили, — Джули быстро взглянула в его лицо и выкрикнула, не дожидаясь, пока он прервет ее. — Тебя могли убить из-за меня! А я была бесполезна.
У Мика глаза полезли на лоб.
— Что ты подразумеваешь под словом «бесполезна»?
— Я подразумеваю, что я струсила! — Джульетта сплюнула, точно само это слово было невкусным.
— Струсила?!
— Si! Когда Энрике вошел, я ничего не сделала. Ничего! — она крепче сжала поводья. — Было так, будто мое тело окоченело. Я не могла двигаться. Это вдруг стало так реально!
— Что?
— Моя бабка… Энрике… Мой отец… — Девушка задрожала. — Дон Виценте — все. Я была так испугана! Такая cobarde. — И, презрительно усмехнувшись, добавила, — в любом языке «трус» — очень уродливое слово.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78