Привычка воцаряется в доме, нагромождая вокруг себя надежные бастионы немытой посуды и грязного белья. И уже трудно узнать свою принцессу в вечно озабоченной женщине, орудующей на кухне среди грохота кастрюль и запахов готовящейся пищи.Володе Басаргину эти очевидные вещи просто не приходили в голову. Он возвращался домой и наблюдал нескончаемый балет, который назывался «Марго и домашнее хозяйство». Она обладала уникальным даром оживлять все, к чему ни прикасалась. Даже такие обыденные вещи, как нарезание хлеба или развешивание выстиранного белья на веревке во дворе, превращались в таинство, исполненное изящества и скрытого смысла. — Она взмахивала руками, и простая салфетка превращалась в белый парус, а за ним виделась сверкающая гладь океана и мнились дальние загадочные страны.Ее легкие шаги, неожиданный поворот головы, песенки, которые она напевала вполголоса. Вся его жизнь была полна ею, и он повторял вслед за Игорем Северяниным: «Быть с чужою вдвоем нелегко, а с родною пленительно сладко. В юбке нравится каждая складка, пьется сельтерская, как Клико». Каждая минута жизни была для Басаргина ценна не сама по себе, а оттого, что была проведена с ней. Вообще, все время делилось на две части — с ней и без нее. При этом совсем не обязательно было быть наедине с Марго. Это могло быть даже самое шумное сборище, где в общей толкотне и сумятице они не сказали бы друг другу и двух слов. Достаточно было знать, что она здесь, рядом, что можно только повернуть голову и увидеть ее профиль или затылок, отягощенный узлом блестящих волос. Знать, что эта восхитительная юная женщина, предмет восторга и вожделения всех без исключения мужчин, его жена. От этой мысли он сам себе казался лучше, красивее и умнее.Что-то подобное сказал ему однажды Гриша Яковлев, старый друг, с которым столько было пережито-переговорено, что они казались друг другу раскрытой книгой.— Ну, Володька, ты меня сумел-таки удивить. Думал, уже никогда не сможешь. Я тебя особо зауважал, ей-богу. Не то чтобы раньше… нет… Но чтобы такая женщина тебя полюбила, не ожидал. Это, брат, как вытянуть счастливый билет. Один раз такое бывает, да и то не у каждого.Басаргин тогда не стал уточнять, что друг его имел в виду, и разговора не поддержал. Как говорится, без комментариев. Один случайно подслушанный разговор утвердил его в мысли, что его Марго стала весьма популярной личностью в их доме. Он вернулся с работы и, услышав чужой голос, замер на пороге. Марго сидела за столом, задумчиво склонив голову набок. Перед ней расположилась дворничиха Айгуль, пожилая полная татарка с повязанными платком седеющими волосами. Судя по всему, речь шла о ее дочери, Рахимэ, которую все, кроме Марго, звали на русский манер Раей.— Ох, Маргарита Георгиевна, — причитала дворничиха. — Беда мне с Райкой. Совсем от рук отбилась. Учиться не хочет, все гуляет. Уж вы потолковали бы с ней. Вас она только и послушает.— Конечно, поговорю. Охотно. Пришлите ее ко мне, Айгуль. Рахимэ — хорошая девочка, все поймет. Вот только одного не могу понять. Почему вы-то называете ее Раей? У нее такое красивое имя. Рахимэ. Ей подходит.— Да-а. — Дворничиха махнула рукой. — Все вокруг — Рая да Рая. Привыкли уже.— И плохо, что привыкли. Вам не кажется, что, отняв у нее имя, ее лишили индивидуальности?— Не возьму в толк, о чем вы толкуете.— Ну, это как будто на ее лицо наклеили чужое, на нее непохожее.— И-ишь ты, лицо чужое налепили. Скажете тоже, Маргарита Георгиевна.— А плохо ведь жить без лица, верно?— Что верно, то верно.— Так пришлите ко мне Рахимэ. Завтра же. Володя! — Марго только теперь заметила его, и лицо ее осветилось. — Пришел! Что ж ты там стоишь в дверях?С некоторых пор одна мысль не давала Басаргину покоя. Ему все казалось, что Марго в глубине души тяготится своим затворничеством и нечаянным бездельем, хотя она никак этого и не показывала. Он не знал, как начать с ней этот разговор, и решил прежде посоветоваться с Иваном Суржанским. Он был заметным человеком в Наркомате внешней торговли и мог бы посоветовать что-нибудь дельное.С этой целью Басаргин и заглянул однажды к Суржанским. Они как раз собирались обедать. Во главе стола восседала Татьяна, справа от нее — Иван. Домработница тетя Саша хлопотала у стола.— А, Володя, — зарокотал Иван Спиридонович. — Заходите, заходите, как раз к столу.— Извините, я, кажется, не вовремя. Позже зайду. У меня к вам, Иван, небольшой вопрос.— Очень даже вовремя. — Суржанский заметно оживился. — Водочки тяпнем, а заодно все и решим.— Садитесь, садитесь, Владимир Николаевич, — сказала тетя Саша. — В ногах правды нет.Она любила Басаргина и всегда норовила угостить его чем-нибудь вкусненьким.— А ты не лезь, Саша, когда тебя не спрашивают, — раздраженно вставила Татьяна. — Подавала бы уж давно.Басаргин заметил, как у старушки вздрогнули губы от неожиданной резкости, и ненароком прикоснулся к ее руке. Она нахмурилась и с размаху шваркнула на стол большую дымящуюся супницу. Даже, кажется, расплескала немного.— Ишь, баре! — сказала она отчетливо. — Баре нонче все в Черном море плавають!За столом на секунду воцарилась тишина, которую нарушил Суржанский. Он расхохотался, громко, неудержимо, как мальчишка.— Ох ты, моя старушка, — проговорил он, утирая слезы обеими руками. — Уморишь меня совсем. Какова, а, Володя? Политически грамотная. Ну-ну, не дуйся, никто не хотел тебя обидеть.Он обхватил ее руками и притянул к себе. Она тут же и растаяла. Как же, Ванечка ведь, свет в окне.— А Маргарита Георгиевна ить так бы не сказала, — услышал Басаргин и отметил про себя, с какой теплотой и уважительностью произнесла эти слова тетя Саша.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91