Он недоверчиво уставился на Гэллегера — А ты наш? Что-то я тебя не знаю.— Я из Питсбурга. Мне велели прийти в клуб, когда приеду.— Что-то тут не так, — заметил Кафф. — Ну, да неважно. Я закончил пару дел и веселюсь.На «Ж» они выпили «желтый шар», на «3» — «зеленого дьявола».— Теперь истерн, — довольно сказал Кафф. — Его подают только в этом баре, а потом приходится пропускать буквы. Я не знаю ничего на «К».— Клойстеркеллер, — заплетающимся языком подсказал Гэллегер.— Кло… как? Что это такое? Тим! — позвал Кафф бармена. — Есть у тебя клойстеркеллер?— Нет, сэр, — ответил Тим.— Тогда поищем, где есть. А ты молодец, старина. Пошли вместе, ты мне нужен.Гэллегер послушно пошел за ним. Поскольку Кафф не желал говорить о Толстячке, нужно было завоевать его доверие, и лучшим способом было пить вместе с ним. К сожалению, алфавитная попойка оказалась нелегким делом. Гэллегер был уже на грани, а жажда Каффа все еще не была утолена.— «Л»? Что у нас на «Л»?— Лакрима Кристи. Или либфраумилх.— О боже!Некоторое облегчение доставило возвращение к мартини, но после ореховой у Гэллегера закружилась голова. На «Р» он предложил рислинг, но Кафф не хотел о нем и слышать.— Тогда рисовую водку.— Хорошо. Рисовую… эй! Ого, да ведь мы пропустили «Н»! Придется возвращаться к «А»!С большим трудом Гэллегер уговорил его не делать этого; Каффа явно очаровало экзотическое название: нг га по. Затем они продолжили путешествие по алфавиту: сакэ, текила, «уникум», флип, хеннесси.— «Ч»?Сквозь пары алкоголя они посмотрели друг на друга. Гэллегер пожал плечами и огляделся. «Интересно, как мы попали в этот роскошный клубный кабинет? Одно ясно, это не „Аплифт“.— «Ч», — настаивал Кафф. — Ну же, не подведи, старина!— Пшени-Ч-ная, — осенило Гэллегера.— Здорово! Осталось совсем немного. «Ш» — шартрез… а что там после «Ш»?— Толстячок. Помните?— А, Толстячок Смит, — сказал Кафф, заливаясь неудержимым смехом. По крайней мере, это прозвучало как «Смит». — Толстячок. Это ему здорово подходит.— А как его зовут? — настаивал Гэллегер.— Кого?— Толстячка.— Никогда о таком не слышал, — сказал Кафф и захохотал. Подошел посыльный и коснулся плеча советника.— К вам пришли.— Хорошо. Сейчас вернусь, старина. Все знают, где меня можно найти… в основном здесь. Никуда не уходи. Осталось еще «Ш» и… и все, что после нее.Он исчез из виду. Гэллегер оставил нетронутый стакан, поднялся и пошатываясь направился к холлу. На глаза ему попался стоявший видеофон. Под влиянием внезапного импульса он вошел в кабину и набрал номер лаборатории.— Снова накачался, — сказал Нарцисс, едва его лицо появилось на экране.— Святая истина, — согласился Гэллегер. — Я надрался, как… ик!.. как свинья. Но у меня кое-что есть.— Лучше позаботиться о личной охране, — сказал робот. — Едва ты ушел, сюда вломились какие-то бандиты. Тебя искали.— Кто меня искал? Повтори?— Трое бандюг, — терпеливо повторил Нарцисс. — Главный был худой и высокий, пиджак в клетку, желтые волосы и золотой зуб спереди. Остальные…— Мне не нужно описание, — рявкнул Гэллегер. — Скажи просто, что случилось.— Я уже все сказал. Они хотели тебя похитить. Потом решили украсть машину, но я их выставил; для робота я довольно силен.— С машиной ничего не случилось?— А со мной? — обиделся Нарцисс. — Я куда важнее какой-то там игрушки. Тебя не волнуют мои раны?— Нет, — ответил Гэллегер. — А они у тебя есть?— Конечно, нет. Но ты мог бы и поинтересоваться…— С машиной все в порядке?!!— Я не подпустил их к ней, — сказал робот. — Чтоб тебе лопнуть!— Я еще позвоню, — сказал Гэллегер. — Сейчас мне нужен черный кофе.Он выбрался из кабины. К нему направлялся Макс Кафф. За советником шли трое мужчин.Один из них остановился на полпути и удивленно разинул рот.— Это тот самый тип, шеф. Гэллегер. Это с ним вы пили?Гэллегер попытался сфокусировать глаза, и изображение стало четче. Перед ним стоял высокий худой мужчина в клетчатом пиджаке, с желтыми волосами и золотым зубом.— Стукните его, — приказал Кафф. — Быстрее, пока он не закричал, и пока вокруг никого нет. Гэллегер, значит? Ну, хитрюга!Гэллегер еще заметил, как что-то летит в сторону его головы, и хотел спрятаться в кабину видеофона, как улитка в раковину. Ничего не вышло, а потом перед глазами вспыхнул ослепительный свет.«Главная проблема с общественной культурой, — сонно думал Гэллегер, — заключается в том, что она одновременно испытывает рост и окостенение внешней оболочки. Цивилизацию можно сравнить с цветочной клумбой — каждое отдельное растение является составной частью культуры. Рост растений — это прогресс. Технология, этот цветок с утраченными иллюзиями, получила некогда солидную инъекцию питательной смеси в виде войн, заставивших ее развиваться по необходимости. Но ни одна цивилизация не может считаться удовлетворительной, если сумма ее частей не равна целому.Цветок этот глушил другое растение, которое развило в себе способности к паразитированию и перестало пользоваться корнями, обвиваясь вокруг цветка, карабкаясь по его стеблю и листьям. Такими удушающими лианами были религия, политика, экономика, культура — устаревшие формы, которые изменялись слишком медленно, обгоняемые пламенной кометой точных наук, пылающей на необъятном небе новой эры. Когда-то давно писатели считали, что в будущем — в их будущем — социологическая модель будет иной. В эру космических кораблей исчезнут такие нелогичные поступки, как биржевые спекуляции, грязная политика или гангстеризм. Однако этим теоретикам не хватило прозорливости, и эру космических кораблей они отнесли к слишком далекому будущему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60