И вы в том числе.
Крокетт пожал плечами; даже это простое движение выдавало смертельную
усталость.
- Откуда мне знать, может, я тоже уволюсь.
- Вы... боитесь здесь оставаться?
- Нет. Здесь нечего бояться.
- Даже призраков?
- Призраков? Пожалуй, несколько штук оживили бы обстановку.
- До прихода сюда у вас были честолюбивые намерения. Вы собирались
жениться, добивались повышения.
- Да-а.
- И что случилось? Это перестало вас интересовать?
- Можно сказать и так, - согласился Крокетт. - Я не вижу смысла... ни
в чем.
- А ведь вы здоровы, об этом говорят тесты, которые вы прошли. Здесь,
в этом месте, царит черная, глубокая депрессия, я сам ее ощущаю. - Форд
замолчал. Тупая усталость, таившаяся в уголках его мозга, медленно
выбиралась наружу, словно ленивый язык ледника. Он осмотрелся. Станция
была светлой, чистой и спокойной, и все же этого не чувствовалось.
Они вернулись к теме разговора.
- Я смотрел интеграторы, они во всех отношениях очень интересны.
Крокетт не ответил, отсутствующе глядя на чашку с кофе.
- Во всех отношениях, - повторил Форд. - Кстати, вы знаете, что
случилось с Бронсоном?
- Конечно. Ом спятил и покончил с собой.
- Здесь.
- Точно. Ну и что?
- Остался его дух, - сказал Форд.
Крокетт уставился на него, потом откинулся на спинку стула, не зная,
смеяться ему или просто равнодушно удивиться. Наконец он решился на смех,
прозвучавший не очень весело.
- Значит, не у одного Бронсона не все дома, - заметил он.
Форд широко улыбнулся.
- Спустимся вниз, посмотрим интеграторы.
Крокетт с едва заметной неприязнью заглянул в глаза психологу и
нервно забарабанил пальцами по столу.
- Вниз? Зачем?
- Вы имеете что-то против?
- Черт возьми, нет, - ответил Крокетт. - Только...
- Воздействие там сильнее, - подсказал Форд. - Депрессия усиливается,
когда вы оказываетесь рядом с интеграторами. Верно?
- Да, - буркнул Крокетт. - И что с того?
- Все неприятности идут от них. Это очевидно.
- Они действуют безукоризненно - мы вводим вопросы и получаем
правильные ответы.
- Я говорю не об интеллекте, - возразил Форд, - а о чувствах.
Крокетт сухо рассмеялся.
- У этих чертовых машин нет никаких чувств.
- Собственных нет, поскольку они не могут творить. Их возможности не
выходят за рамки программы. Но послушайте, Крокетт, вы работаете со
сверхсложной мыслящей машиной, с радиоатомным мозгом, который ДОЛЖЕН быть
чутким и восприимчивым. Это обязательное условие. И вы можете создавать
тридцатиэлементный комплекс потому, что находитесь в точке равновесия
магнитных линий.
- Вот как?
- Что случится, если вы поднесете магнит к компасу? Компас начнет
действовать по законам магнетизма. Интеграторы действуют... по какому-то
другому принципу. И они невероятно точно выверены - состояние идеального
равновесия.
- Вы хотите сказать, они спятили? - спросил Крокетт.
- Это было бы слишком просто, - ответил Форд. - Для безумия
характерны изменчивые состояния. Мозги же в интеграторах уравновешены,
стабилизированы в неких границах и движутся по неизменным орбитам. Но они
восприимчивы - просто обязаны быть такими - к одной вещи. Их сила - их
слабость.
- Значит...
- Вам случалось бывать в обществе психически больного человека? -
спросил Форд. - Уверен, что нет. Это производит заметное воздействие на
впечатлительных людей. Разум же интеграторов значительно сильнее подвержен
внушению, чем человеческий.
- Вы имеете в виду индуцированное безумие? - спросил Крокетт, и Форд
утвердительно кивнул.
- Точнее, индуцированную фазу психической болезни. Интеграторы не
могут скопировать схему болезни, они на это не способны. Если взять чистый
фонодиск и сыграть какую-нибудь мелодию, она запишется и получится
пластинка, много раз повторяющая произведение. Некоторые способности
интеграторов представляли собой как бы незаписанные пластинки, их
непонятные таланты - производное совершенной настройки мыслящего
устройства. Воля машин не играет тут никакой роли. Сверхъестественно
чувствительные интеграторы записали психическую модель какого-то мозга и
теперь воспроизводят ее. Точнее, модель психики Бронсона.
- То есть, - вставил Крокетт, - машины рехнулись.
- Нет. Безумие связано с сознанием личности, а интеграторы лишь
записывают и воспроизводят. Именно потому шестеро операторов покинули
станцию.
- Хорошо, - сказал Крокетт. - Я последую их примеру, прежде чем
свихнусь. Это довольно... мерзко.
- Как это ощущается?
- Я бы покончил с собой, не требуй это таких усилий, - коротко
ответил ирландец.
Форд вынул блокнот для шифрованных записей и повернул ручку.
- У меня здесь история болезни Бронсона. Вы когда-нибудь слышали о
типах психических болезней?
- Очень мало. В свое время я знал Бронсона. Порой он бывал
исключительно угрюм, но потом вновь становился душой общества.
- Он говорил о самоубийстве?
- При мне - никогда.
Форд кивнул.
- Если бы говорил, никогда бы его не совершил. Его случай - это
маниакальная депрессия: глубокая подавленность после периодов оживления. В
начальный период развития психиатрии больных делили на параноиков и
шизофреников, но такое деление себя не оправдывало. Невозможно провести
линию раздела, поскольку эти типы взаимно проникают друг в друга. Ныне мы
выделяем маниакальную депрессию и шизофрению.
1 2 3 4 5 6 7