Генри Катнер
КОТЕЛ С НЕПРИЯТНОСТЯМИ

Лемюэла мы прозвали Горбун, потому что у него три ноги. Когда Лемюэл
подрос (как раз в войну Севера с Югом), он стал поджимать лишнюю ногу
внутрь штанов, чтобы никто ее не видел и зря язык не чесал. Ясное дело,
вид у него при этом был самый что ни на есть верблюжий, но ведь Лемюэл не
любитель форсить. Хорошо, что руки и ноги у него сгибаются не только в
локтях и коленях, но и еще в двух суставах, иначе поджатую ногу вечно
сводили бы судороги.
Мы не видели Лемюэла годков шестьдесят. Все Хогбены живут в Кентукки,
но он - в южной части гор, а мы - в северной. И, надо полагать, обошлось
бы без неприятностей, не будь Лемюэл таким безалаберным. Одно время мы уже
подумали - каша заваривается не на шутку. Нам, Хогбенам, доводилось
хлебнуть горя и раньше, до того как мы переехали в Пайпервилл: бывало,
люди все подглядывают за нами да подслушивают, норовят дознаться, с чего
это в округе собаки лаем исходят. До того дошло - совсем невозможно стало
летать. В конце концов дедуля рассудил, что пора смотать удочки,
перебраться южнее, к Лемюэлу.
Терпеть не могу путешествий. Последний раз, когда мы плыли в Америку,
меня аж наизнанку выворачивало. Летать - и то лучше. Но в семье верховодит
дедуля.
Он заставил нас нанять грузовик, чтобы переправить пожитки. Труднее
всего было втиснуть малыша: в нем-то самом весу кило сто сорок, не больше,
но цистерна уж больно здоровая. Зато с дедулей никаких хлопот: его просто
увязали в старую дерюгу и запихнули под сиденье. Всю работу пришлось
выполнять мне. Папуля насосался маисовой водки и совершенно обалдел. Знай
ходил на руках да песню горланил - "вверх тормашками весь мир".
Дядя вообще не пожелал ехать. Он забился под ясли в хлеву и сказал,
что соснет годков десять. Там мы его и оставили.
- Вечно они скачут! - все жаловался дядя. - И чего им на месте не
сидится? Пятисот лет не пройдет, как они опять - хлоп! Бродяги бесстыжие,
перелетные птицы! Ну и езжайте, скатертью дорога!
Ну и уехали.
Лемюэл, по прозванию Горбун, - наш родственник. Аккурат перед тем,
как мы поселились в Кентукки, там, говорят, пронесся ураган. Всем пришлось
засучить рукава и строить дом, один Лемюэл - ни в какую. Ужас до чего
никудышний. Так и улетел на юг. Каждый год или через год он ненадолго
просыпается, и мы тогда слышим его мысли, но остальное время он
бревно-бревном.
Решили пожить у него.
Сказано - сделано.
Видим, Лемюэл живет в заброшенной водяной мельнице, в горах
неподалеку от города Пайпервилл. Мельница обветшала, на честном слове
держится. На крыльце сидит Лемюэл. Когда-то он сел в кресло, но кресло под
ним давно уж развалилось. А он и не подумал проснуться и починить. Мы не
стали будить Лемюэла. Втащили малыша в дом, и дедуля с папулей начали
вносить бутылки с маисовой.
Мало-помалу устроились. Сперва было не ахти как удобно. Лемюэл,
непутевая душа, припасов в доме не держит. Он проснется ровно настолько,
чтоб загипнотизировать в лесу какого-нибудь енота, и, глядишь, тот уже
скачет, пришибленный, согласный стать обедом. Лемюэл питается енотами,
потому, что у них ловкие лапы, прямо как руки. Пусть меня поцарапают, если
этот лодырь Лем гипнозом не заставляет енотов разводить огонь и
зажариваться. До сих пор не пойму, как он их свежует? Есть люди, которым
лень делать самые немудреные вещи.
Когда ему хочется пить, он насылает дождь себе на голову и открывает
рот. Позор, да и только.
Правда, никто из нас не обращал на Лемюэла внимания. Мамуля с ног
сбилась в хлопотах по хозяйству. Папуля, само собой, удрал с кувшином
маисовой, и вся работа свалилась на меня. Ее было немного. Главная беда -
нужна электроэнергия. На то, чтобы поддерживать жизнь малыша в цистерне,
току уходит прорва, да и дедуля жрет электричество, как свинья - помои.
Если бы Лемюэл сохранил воду в запруде, мы бы вообще забот не знали, но
ведь это же Лемюэл! Он преспокойно дал ручью высохнуть. Теперь по руслу
текла жалкая струйка.
Мамуля помогла мне смастерить в курятнике одну штуковину, и после
этого у нас электричества стало хоть отбавляй.
Неприятности начались с того, что в один прекрасный день по лесной
тропе к нам притопал костлявый коротышка и словно бы обомлел, увидев, как
мамуля стирает во дворе. Я тоже вышел во двор - любопытства ради.
- День выдался на славу, - сказала мамуля. - Хотите выпить, гостенек?
Он сказал, что ничего не имеет против, я принес полный ковш,
коротышка выпил маисовой, судорожно перевел дух и сказал, - мол, нет уж,
спасибо, больше не хочет, ни сейчас, ни потом, никогда в жизни. Сказал,
что есть уйма более дешевых способов надсадить себе глотку.
- Недавно приехали? - спросил он.
Мамуля сказала, что да, недавно, Лемюэл нам родственник. Коротышка
посмотрел на Лемюэла - тот все сидел на крыльце, закрыв глаза, - и сказал:
- По-вашему, он жив?
- Конечно, - ответила мамуля. - Полон жизни, как говорится.
- А мы-то думали, он давно покойник, - сказал коротышка. - Поэтому ни
разу не взимали с него избирательного налога. Я считаю, вам лучше и за
себя заплатить, если уж вы сюда въехали. Сколько вас тут?
- Примерно шестеро, - ответила мамуля.
- Все совершеннолетние?
- Да вот у нас папуля, Сонк, малыш...
- Лет-то сколько?
- Малышу уже годочков четыреста, верно, мамуля? - Сунулся было я, но
мамуля дала мне подзатыльник и велела помалкивать. Коротышка ткнул в меня
пальцем и сказал, что про меня-то и спрашивает.
1 2 3 4 5 6