Вечно надо готовить, скрести, мести — да еще ухаживать за их громадным гардеробом.
И за все это тебе прилежно изменяют. Жена, любовница, а в промежутках — новая очаровашка, я это видела сотни раз.
Пусть Проспер останется со своей семьей. Время от времени тайная любовная встреча в Монреале или Нью-Йорке. Конфетка, как говорят французы. Этого вполне достаточно.
Кстати, французы! У меня до сих пор так ни одного и не было! Я четыре месяца в Париже, но аборигены прячутся от меня. Кроме Пьера Доваля, оказавшего мне недавно добрую услугу. Пьера я знаю по одному джаз-клубу. Когда нет Бадди, он всегда садится рядом со мной. Он маленького росточка, брюнет с красными щеками и автомобилем. После настоятельных уговоров я разрешила вчера отвезти себя домой. Перед тем, как выйти из машины, он хотел меня поцеловать, а когда я дала ему отпор, он стал вульгарным и объявил: все женщины фригидные, каждую нужно силком тащить в постель. К тому же, ни одна не знает (а меньше всего иностранки вроде меня), что в действительности нравится мужчинам.
— Что же им нравится? — спросил я с любопытством.
— Тебя это в самом деле интересует? — удивился он.
— Конечно, очень.
Тут он начал читать лекцию об оральных наслаждениях, которую я слушала с большим вниманием, но не для того (как он надеялся), чтобы сразу применить на практике, а единственно из научных соображений. (Посвящу вас тоже: штуковину берут не в рот, а в руку, оттягивают кожу и обращаются как с мороженым на палочке, высовывая при этом язык как можно дальше.) Как только Пьер закончил свою лекцию, я вылезла, поблагодарила за злободневные подсказки и за то, что проводил, и решила никогда больше не встречаться с этим человеком. Уже в лифте я забыла о нем. Выбрось рухлядь за борт! Меня волновали более важные вещи.
Передача Би-би-си о похудении была перенесена на август. Завтра я лечу в Лондон, эфирное создание, да-да, и я расскажу людям о Неллиной диете, да еще как.
Время выбрано удачно, я в блестящей форме, к тому же по спутнику передача будет показываться в Америке. Ее увидят миллионы, в том числе моя крестная. Вот уж она подивится, что стало со мной за четыре парижских месяца! Думаю, она меня просто не узнает.
Самолет летит в одиннадцать утра. Ровно в полдевятого я в Руасси (так французы называют аэропорт Шарля де Голля), полная надежд, не выспавшаяся и немного оробевшая. В наше время никогда не знаешь, приземлишься живым или нет. Может, какой-нибудь шалун подложил динамит? «Священные войны» и террористы размножаются, как тля. С каждым днем их все больше и больше.
Черт бы их побрал! Потому нас и заставили явиться на полтора часа раньше, чем обычно. Одного часа уже недостаточно. Обследуют с головы до ног: нет ли дистанционного взрывателя в губной помаде? Взрывчатки в сумочке? Не превратится ли беременная палестинка в бомбу замедленного действия? Но я не даю себя запугать. Тем более сегодня. Сегодня совершенно особый день, и у меня предчувствие, что произойдет что-то чудесное. Из ряда вон выходящее! Но что?
Внимательно разглядываю попутчиков. Их немного, и выглядят они уныло в своих темных плащах, с зонтиками в руках. Дело в том, что произошел резкий перепад в погоде — с тридцати трех градусов в тени до шестнадцати на солнце. День неприветливый, сырой и холодный. Но на мне голубой костюм от Ив Сен-Лорана, и это невозможно не заметить. Стоил он целое состояние (это по нему видно). Но для сегодняшнего дня мне ничего не было жалко. И Нелли тоже. Она оплатила без возражений. Костюм сидит как влитой!
Юбка узкая, пиджак с фалдочками, рукава отстоят от плеч, словно ангельские крылышки. Вырез до ложбинки между грудей. Три большие черные пуговицы. Широкий черный лаковый пояс. И ко всему этому новая прическа!
В порядке исключения я обуздала свои рыжие кудри и связала их узлом на затылке. Это была тяжелая работа. У меня чересчур много волос. Но результат превзошел все ожидания: шея смотрится тоньше, голова грациознее. Немного румян, чуточку розовой губной помады. Пара капелек настоящего болгарского розового масла. Чулки со швом и изящные черные лаковые туфельки с пряжками на пятках, в которых хочешь-не хочешь, приходится семенить.
Но самое лучшее — это мои ногти. По такому случаю я их не покрыла лаком, а тщательно отполировала, как это раньше было принято в высших кругах. Эту идею я почерпнула из своих книг. Я все время натыкалась в старых романах на места, подобные этому: «Дитя сладко дремало, мать с улыбкой на устах полировала свои ногти». Или: «Она полировала свои изящные ногти и думала о любимом на чужбине». Это не давало мне покоя. Чем они полировали, я вскоре выяснила: белой пудрой и кусочком кости, обтянутой оленьей кожей. В Канаде я это искала тщетно. А здесь, в Париже, дамы все еще полировали свои ногти. Я приобрела сей предмет в симпатичном синем футлярчике и принялась за дело. Отполированные ногти кажутся покрытыми бесцветным лаком. Но блеск тоньше, и знаток это сразу заметит. Выглядит благородно — и отлично подходит к моему перстню с огненным опалом.
Напротив только что сел господин, в нем что-то есть. Одет в темно-серое суконное пальто с черным бархатным воротником. Шея небрежно обернута длинным белым шелковым шарфом. У него такой вид, будто он прямо из оперы.
У него длинные ноги, широкие плечи, густые вьющиеся каштановые волосы. Лицо загорелое, с крупным прямым носом и большим ртом. Ртом сибарита, с красивыми полными губами, однако подбородок мелковат. Слишком слабый для такой выразительной головы.
Я с любопытством разглядываю его, пытаясь делать это не в открытую. Этот мужчина мне знаком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96