— О, Гров, — едва слышно шепчу я.
Наутро, насладившись тремя чашками крепкого кофе и купив бутылку «Афтербайта», я бегу к единственному телефону-автомату в городе и лихорадочно набираю цифры с пластиковой карточки.
— Алло? — отвечает Г.С.
— О, слава Богу! Я думала, не застану тебя перед отъездом.
Я мигом обмякаю и прислоняюсь к стенке будки.
— Да я еще только собираюсь! Вылет в восемь. А где ты?
— В телефонной будке. Они оставили меня в городе, а сами поехали к заводчику собак.
Я выуживаю пачку сигарет, купленных заодно с карточкой, и срываю целлофановую обертку.
— Заводчику собак?
— Мистер N. надеется приобрести маленькую мохнатую замену себя самого. Он улетает сегодня днем. По-моему, одной недели семейного отдыха оказалось более чем достаточно.
Я сую в рот сигарету, зажигаю и глубоко затягиваюсь.
— В этом городе, должно быть, правит закон, запрещающий продавать что бы то ни было, кроме душистых свечей, корабликов в бутылках и сливочной помадки всех сортов. Представляешь свечку в виде яхты…
— Нэн, ты только приезжай поскорее.
Мимо шествует семья: у каждого в руке рожок с мороженым в различных стадиях исчезновения. Я поворачиваюсь к ним спиной, виновато пряча сигарету.
— Но мне нужны деньги! Уф, как подумаю о тех временах, когда я спускала у «Барниз» половину жалованья, только чтобы немного поднять настроение, просто убила бы себя!
Делаю последнюю затяжку и тушу сигарету о ближайший забор.
— Я так несчастна, — тихо признаюсь я.
— Знаю. По голосу слышно.
— Здесь все смотрят сквозь меня, — продолжаю я, смаргивая слезы. — Ты не понимаешь! По ее мнению, я не имею права ни с кем заговорить, и все ведут себя так, словно я должна руки им целовать за то, что оказалась здесь. Можно подумать, до этого дня я понятия не имела, что такое свежий воздух! Я так одинока.
Теперь я уже плачу по-настоящему.
— Мое уважение к тебе безгранично! Протянуть целых семь дней! Да ты настоящая героиня! Кстати, что на тебе надето?
Начинается!
Я невольно улыбаюсь знакомому вопросу и сморкаюсь в пакет из оберточной бумаги.
— Бикини с трусиками «танга» и ковбойская шляпа, что же еще? А как насчет тебя?
Я застегиваю верхнюю пуговку кардигана и поднимаю повыше ворот водолазки: в лицо снова ударил порыв ледяного ветра с Атлантики.
— Спортивные штаны.
«Господи, как же я истосковалась по нему!»
— Счастливого полета и помни: никаких косячков в компании порнозвезд! Повторяй: цветочному рынку и Музею Анны Франк — да. Порнозвездам — нет!
— Усек, партнер, береги свою шляпу и смотри не…
Голос резко обрывается, и уши сверлит длинный гудок, возвещающий о безвременной кончине моей телефонной карточки. Я колочу трубкой о плексиглас. «Черт, черт, черт!»
Отворачиваюсь от телефонной будки, исполненная решимости накупить гору ирисок, но старенький сотовый взрывается трелью звонков. Я от неожиданности подскакиваю и больно ударяюсь локтем о деревянную ограду, окаймляющую дорожку.
Глаза снова наполняются слезами, пока я торжественно марширую к «Эннз Кэндл Шэк», тому месту, куда должны прибыть мои работодатели. Сую в карман джинсов сигаретную пачку и, обернувшись, вижу, как на стоянку въезжает «ровер». Из багажника несется лай, из окна уныло смотрит Грейер.
— Давайте двигаться. Я не хочу пропустить дневной рейс, — объявляет мистер N. Я привычно залезаю под каноэ, и в ветровое стекло немедленно ударяют первые дождевые капли. По салону проносится звонкий лай.
— Заставь ее замолчать, Нэнни, — ворчит Грейер. — Мне это не нравится.
Мистер N. выключает зажигание, и взрослые идут в дом, сгибаясь под мелкой моросью и забыв об остальных. Я долго вожусь, отстегивая Грейера и вынимая из машины хнычущий ящик. Ставлю его на коврик в прихожей, вытаскиваю щенка ретривера. И тут из кухни появляется пожилая женщина с седыми волосами до плеч. — Бабушка! — кричит Грейер.
— А вот и вы. Я уже думала, что ошиблась адресом, — говорит она вместо приветствия, развязывая шарф и осторожно маневрируя к двери, чтобы ненароком не коснуться сырых заплесневелых стен.
— Мама…
Мистер N. застывает с таким видом, словно стал жертвой электрошокера. Впрочем, он довольно быстро приходит в себя и направляется к родительнице, чтобы механически клюнуть ее в щеку.
— Что ты здесь делаешь?
Ничего не скажешь, радостная встреча! Сразу видно любящего сына! Твоя очаровательная жена позвонила мне вчера и пригласила насладиться жизнью в лагере для беженцев, за который вы, вероятно, заплатили целое состояние, — презрительно фыркает она, оглядывая облупившуюся краску. — Впрочем, не понимаю, почему я не могла приехать завтра. Едва успела на рейс девять тридцать. Пыталась позвонить с парома, но линия была занята, и, как бы ни было забавно подождать под дождем и съесть то изделие из поджаренного хлеба, которое предлагают пассажирам на вашей прелестной станции, я решила взять такси.
Я стою чуть поодаль треугольника, рассматривая гранд-даму и фактическую главу этого семейства. Я встречала женщин, подобных Элизабет N., только однажды, когда бабушка потащила меня на встречу выпускниц Вассара 1962 года. Настоящая Бостонская Браминка, смесь Кэтрин Хепберн и Оскара Ворчуна.
— Элизабет! Добро пожаловать!
Миссис N. выдвигается вперед, чтобы подарить свекрови сдержанный поцелуй.
— Можно взять ваше пальто?
Звоните в профсоюз — миссис N. предложила принять у кого-то пальто!
Элизабет выскальзывает из бежевого пальто военного покроя, оставшись в синем в белый горошек платье с юбкой в складку.
Миссис N. сообщает мистеру N., который все еще выглядит несколько ошарашенным:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93